Пушик, ты оживший кошмар правоверного натурала (с) Сефирот
Белая книга безумия
- Я тебе верю, - мальчик поцеловал запястье, встал с колен и подошел к старой монахине. - Сестра Тереза, я закончил вечернюю молитву.
- Хорошо, малыш, можешь идти спать, - женщина потрепала по густой челке маленького улыбающегося мальчика, затем поцеловала его в лоб.
- Спокойной ночи, сестра Тереза, - рыженький мальчик ярко улыбнулся и убежал.
Взобравшись в свою кровать, мальчик, прежде чем уютно свернуться калачиком, достал свой маленький серебряный крест с шеи и поцеловал его.
- Боженька, я люблю тебя. Я верю, что все в моей жизни будет хорошо по твоему усмотрению. Я хочу всю свою жизнь прожить рядом с моими родителями и сестрой Терезой. Я их тоже очень люблю. Не знаю даже, кого люблю больше. Тебя или их? Я верю тебе. Все будет хорошо.
Завершив про себя свой монолог, мальчик заснул со счастливой, умиротворенной улыбкой на устах...
Яркое ирландское солнце сверкало на весеннем небе, чирикали воробьи. В самом радужном настроении Фарфарелло возвращался домой. Он снова был в церкви. Он любил там бывать.
Неизменная мягкая прохлада, стойкий, специфический запах свеч и миллионов людских молитв и надежд. Фарфарелло любил стоять на коленях, прижимаясь лбом к алтарю, исподлобья смотреть на распятого Христа и неистово, до самозабвения молиться. Душа его очищалась, поднималась к небесам и, казалось, что навстречу ему идет сам Бог. В белых развевающихся одеждах и с доброй улыбкой. Фарфарелло хотелось умереть и смеяться одновременно от безграничной любви к нему.
И мыслями он все еще был в церкви, когда заметил, что дверь его дома открыта. Еще не чувствуя беды, мальчик с криком:
- Мама! Папа! Я вернулся! - ворвался в дом.
И, словно споткнувшись, замер на пороге. Прямо в прихожей, в огромной луже страшной, ярко-красной крови, лежал его отец. На негнущихся ногах, осторожно, словно боясь запачкаться, Фарфарелло осторожно прошел мимо, внезапно охрипшим голосом шепча:
- Мама, мамочка, где ты?
Он нашел ее на кухне. Всю изрезанную и мертвую. А рядом - крошечное свернувшееся тельце своей сестры. С горестным вскриком мальчик бросился к матери и упал на колени рядом с ней.
- Мама! Мамочка! - он гладил ее мокрые от крови волосы, целовал уже холодные щеки. - Мамочка! Очнись! Посмотри на меня! Мамочка! Как же так? Боже! Как же так?
Внезапно он вскочил на ноги.
- Боже! Как же так случилось? Где же ты был? Как ты мог допустить такое? Я ненавижу тебя!!!
Он выбежал из дома. Он убегал от Бога. От себя. От этой несправедливости. Куда? Вперед! Не останавливаться! Забыть все! Забыть, что случилось в этом маленьком доме. Забыть, что он сам, своими собственными руками, убил своих приемных родителей и сестру. Забыть...
А впереди - жизнь.
И впереди - сумасшествие...
* * *
- Сумасшествие. Интересно, а как люди сходят с ума?
Фарфарелло не знал, когда он начал свой мысленный монолог, но он продолжался всю его жизнь.
- Наверное, для самих себя они остаются нормальными, и со своей точки зрения рассуждают вполне логично, своего рода здравомыслие.
- Просто перестают находить общий язык с окружающими людьми.
Фарфарелло тогда уехал из Ирландии.
- Взгляды не совпадают.
Но сначала он попрощался с престарелой сестрой Терезой. Жаль, что он не смог найти сестру Руфь.
- Исчезают прежние точки соприкосновения.
А ведь это она его обманула. Его настоящая мать.
- Человек начинает чувствовать себя одиноким, брошенным, никому не нужным.
Она рассказала ему о Боге.
- Одиночество в толпе.
О злом, жестоком Боге.
- Это так странно.
И она заслуживала смерть.
- Когда ты стоишь посреди улицы, вокруг тебя ходят люди, о чем-то разговаривают, а ты стоишь в абсолютной пустоте.
Фарфарелло тогда просто убил сестру Терезу, вытащив на свет божий все ее внутренности.
- Глупенький я тогда был.
Он хотел знать, что было внутри этой лживой монахини.
Увидев лишь истекающие кровью и другой гадостью внутренности, мальчик решил, что все сокровенное находится в ее голове. Но он не смог открыть ее черепную коробку, поэтому сначала отрубил голову старой женщины, и попытался выковырять ее мозги через глазницы.
- Теперь-то я знаю, как открыть черепную коробку людей. Это же так просто. Слегка нажать ножичком, и "треньк" - с легким щелчком шкатулка открывается!
Фарфарелло снова рассмеялся.
Наги, услышавший этот его смех за стеной, задрожал и бросился на поиски Брэда, или хотя бы Шульдиха. Мальчик боялся, когда этот сумасшедший ирландец так смеялся. Это означало, что на него снова напал приступ бешенства.
- И что теперь? Я стал убийцей. Я зарабатываю этим. Мне это нравится. Я люблю мучить людей. Мне нравится смотреть, как они корчатся у моих ног, такие жалкие и бессильные. Наверное, Бог тоже так смотрит на наши страдания. Ему нравится на это смотреть. Самый великий садист - это наш любимый Боженька!
Фарфарелло снова рассмеялся и кинул нож в дверь, метко попав в муху, которая случайно туда приземлилась.
- И что дальше, я тебя спрашиваю!
Он закричал, раскинув руки и подняв голову вверх, обращаясь к Богу.
- Искать дальше? С одного пустого места на другое в тщетной попытке найти частичку тепла? И в глубине души отчаянно понимать, что этого не произойдет никогда?
Юноша вряд ли замечал, что вся команда Шварц Кройц уже едет в машине на очередное задание. Он был погружен в свой мир, ни на минуту не прерывая своих раздумий.
- И в тот темный час, когда этот страх поднимется с глубины твоей души.
Выскочил из машины.
- И затопит твой разум в своей вязкой пучине.
Набросился на первую жертву, со счастливым вдохом вставляя ему в живот свой нож. Как вставил бы свой член в него.
- С отчаянием принять всю тщетность своих стараний.
Перевернул нож внутри жертвы, с удовольствием фиксируя сладкий чавкающий звук разрываемой плоти.
- И позволить великому своему спасителю-избавителю забрать свой разум.
Он имел этого человека своим ножом, методично трахая. Вставляя и вытаскивая свой нож.
- Смириться с положением, научиться жить с этим.
Ничего не замечая, Фарфарелло схватил человека, бросившегося на защиту уже мертвому, и заломил его руки назад, придавливая к земле.
- И даже находить в этом что-то смешное.
И начал методично и аккуратно избивать, продолжая свой монолог:
- Это же так смешно!
Он рассмеялся и схватил за воротник избитого человека, чуть приподнимая его над землей, приблизил его лицо к себе и зашептал горячо и безумно, заглядывая в широко распахнувшиеся карие глаза:
- Если не сумеешь выстоять, то ты - жалкий трус и самоубийца.
Кен в ужасе смотрел в глаза этому сумасшедшему, который даже не замечал, что в его теле застряли его перчатки с ножами. Черный убийца продолжал шептать:
- Если сумеешь - то ты бесчувственный и бездушный эгоист и циник.
Он провел ножом по щеке юноши.
- Но от этого не менее жалкий.
Алая струйка крови, тут же появившаяся из раны, дико возбудила его. И он, не удержавшись, лизнул ее.
- Сладкий. Кто ты, мальчик?
- Я Кен Хидака! Я белый убийца, несущий возмездие таким, как ты!
- Как я?
Фарфарелло откинул голову и рассмеялся. Весело. Открыто.
- Жалкий! Потерянный! Одинокий! Испуганно сжавшийся в комочек и с ужасом ожидающий своей участи. Трясущийся от страха и замерший. Одиночество.
Голос его стал тише.
- Просто пустое одиночество. Нет ни грусти, ни печали. Не остается даже жалости. Ни к себе, ни тем более к другим...
Фарфарелло снова приблизил к себе лицо Кена, смутно замечая лишь его окровавленные губы.
- Пустота...
Он провел пальцем по мягким губам.
- Нет чувств.
И нежно поцеловал. Затем резко оттолкнул ошеломленного юношу и под смех Шульдиха взобрался в машину. Шварц уехали, выполнив свое задание. На улице остались стоять лишь Вайсс: невозмутимо-холодный, как всегда, Айя и ошеломленный Оми. И лишь Йоджи, неуверенно рассмеявшись, прервал мучительную тишину:
- Кажется, он влюбился...
* * *
- Кажется, он влюбился! - Шульдих рассмеялся, толкнув Брэда локтем.
Черные убийцы сидели за столом и завтракали. Немец заливался хохотом, ужасно смущая Наги, постоянно обнимая и тиская его.
- О, мой маленький Кен-кен! Ты самый сладкий мальчик на свете!
Фарфарелло сидел с отсутствующим видом, не замечая кривляний немца. Он был занят все тем же своим внутренним монологом, который не прерывался в его голове ни на миг.
- И далекое, смутное воспоминание, что все когда-то было не так.
Ирландец встал из-за стола и вышел, не расслышав вопроса Брэда, куда это он направляется.
- Было мучительно больно, но так прекрасно. Ибо это было живо.
Он шел навстречу жизни. Он помнил, как пульсировала эта жизнь в его руках, под его губами. Мягкие, податливые губы. Огромные, испуганные карие глаза.
- Сожаление? Хммм... уже не помню, что это.
Фарфарелло стоял за поворотом дома, напротив цветочного магазина - прикрытия белых убийц.
- Хочу возврата. Хочу вернуться туда. Назад. Хочу свою боль обратно.
Фарфарелло не заметил, как уже наступил вечер, и тот, кого он так терпеливо выжидал, наконец-то появился на улице. Пошел в другую сторону. Ирландец быстрыми шагами последовал за ним. Едва юноша повернул за угол, он догнал его и стукнул по голове:
- Мазохизм? Тогда пусть будет больно другому.
Кен даже не успел понять, что с ним случилось. Просто очнулся в незнакомой комнате, привязанный к кровати. Маленькое окно было плотно зашторено. Голая лампочка под потолком, большой шкаф, и ... черт! Сумасшедший черный убийца, что-то бормочущий себе под нос.
Кен вскинулся, и хриплым голосом потребовал:
- Что тебе нужно от меня?
- Так же больно, как было больно мне.
- Что ты несешь? Отпусти меня!
- Кен... Маленький Кен... Что в твоей голове? Чего боишься ты?
Фарфарелло приставил нож к груди юноши и слегка нажал.
- Садизм?
Свежая кровь тут же просочилась сквозь ткань футболки.
- Пустое слово. Пусто слово. Пустословие. Вначале было слово. Какое?
Фарфарелло хотелось искромсать этого человечка на маленькие кусочки. Но он лишь чертил ножом по его груди какие-то извилистые фигурки.
- Маразм. Вот какое слово было первым! Бог - маразматический старикашка!
Фарфарелло жутко расхихикался.
- Это смешно. Цинизм? Это уже было. Повторяешься!
Хихиканье, безумное, и от этого еще более страшное. Кен испуганно сжался. Не от боли. Боль переносить он умел.
- Хихиканье. Злорадное. Бог злорадно хихикал, глядя, как мы тут копошимся.
Фарфарелло со злобой воткнул нож в бедро Кена, заставив его вскрикнуть. Но увлеченный своим монологом, он не замечал, кого режет.
- Без логики и без смысла.
Нож, плавно скользнув, перешел на его собственную ногу.
- Без ума. Безумие.
Фарфарелло продолжал заворожено наблюдать за струйками крови, весело стекающими вниз.
- Сумасшествие.
Он обмакнул палец в своей крови и лизнул.
- Может, мы изначально были сумасшедшими?
Безумный взгляд одного желтого глаза уперся в лицо Кена.
- Родились такими?
Наклонив голову, он словно пытался прочитать ответ на его лице.
- Мы все сумасшедшие.
Наклонившись, он зашептал в самое ухо, словно доверял ему какую-то важную тайну.
- И белые, и черные. Без разницы.
Провел острием ножа по плечу Кена.
- Только все пытаются спрятать свое безумие.
Он начал макать свои пальцы в проступающей крови, с силой надавливая на порезы на плечах Кена и заставляя кровь течь интенсивнее.
- Спрятать под разными масками. Брэд прячется под маской крутого бесчувственного начальника, холодного и делового.
Фарфарелло, словно вымещая свою злобу на Брэда, сильно стукнул Кена по лицу.
- Шульдих - циника и пофигиста. Наги спрятался за маской ненависти и мести.
Вымещая свою злобу на своих товарищей, которые не обращали на него внимания и боялись его, он начал избивать Кена.
- Только он сам уже не помнит и не понимает, за что мстит. Так же ведь и в твоей группе, малыш?
Он схватил Кена за грудки, приподнимая над постелью. Веревки, связывавшие Кена, до крови впились в его руки, но он не замечал их за общей болью и страхом перед этим сумасшедшим убийцей.
- Лишь я не прячусь ни за какой маской.
Фарфарелло вглядывался в широко распахнувшиеся глаза, в которых плескался ужас.
- Я признаю, что я безумен, и не считаю нужным это скрывать.
Он отвел мокрую челку назад, погладил по вспотевшему лбу.
- Знаешь, как легко принять собственное безумие, Кен?
Провел подушечками пальцев вниз, поглаживая скулу.
- Не надо ни от кого прятаться.
По прокушенным до крови алым губам.
- Не надо пытаться оправдать своих действий.
Размазал кровь, словно крася его губы.
- За какой же маской прячешься ты, Кен?
Он наклонился к Кену, видя перед собой лишь испуганно приоткрывшиеся и ярко блестевшие от свежей крови губы.
Наверное, эти губы очень податливые. Так хочется их поцеловать. Фарфарелло тряхнул головой, отгоняя наваждение.
- Думаешь, молчанием можно отделаться от меня?
Он злобно тряхнул Кена, злясь на свое столь неуместное желание.
- Я ведь могу и сорвать эту маску с твоего лица!
Никогда прежде ему не хотелось поцеловать кого-либо.
- Содрать вместе с кожей.
Он позволял иногда своим жертвам понадеяться на жизнь и ублажить себя.
- Но, тогда это милое личико превратится в непривлекательную груду красного мяса.
Не делая разницы между мужчинами и женщинами. Но никогда не испытывал желания сам.
- А мне пока этого не хочется.
Но Кена ему хотелось поцеловать. Причем нежно.
- Мне хочется тебя поцеловать.
И не только целовать. Сделать его своим. Обладать им.
- Ты будешь моим, малыш...
* * *
- Ты будешь моим, малыш. Наступил этот великий день, которого мы с тобой так ждали, и сегодня я сделаю тебя своим!
Безумно горящий одинокий желтый глаз не на шутку пугал Кена. И этот рот, говорящий ужасные вещи. Мертвенно бледные и пухлые губы. Их сочетание было особенно кошмарно.
- Ты будешь принадлежать мне, а я - тебе.
Фарфарелло с ногами взобрался на кровать, продолжая играть ножом, с которым не расставался.
- Уверяю тебя, это будет совсем не больно! Тебе понравится! одним движением он распорол футболку Кена, обнажив плоскую юношескую грудь, чуть касаясь, провел по ней подушечками пальцев.
Кен невольно сглотнул:
- Чего ты хочешь от меня?
- У тебя такая нежная, гладкая кожа, Кен. И эти синяки лишь красят тебя, малыш.
Ирландец лизнул правый сосок.
- Придают особую привлекательность.
Провел ладонями по ребрам.
- Чудесная, нежная кожа! Она будет принадлежать мне!
Он пристегнул Кена ремнями к кровати, закрепляя его в неподвижном состоянии.
- Поверь мне, малыш, это нужно для тебя же самого. Я же не сделаю тебе ничего плохого!
Фарфарелло оседлал Кена, прижав его бедра своими ногами.
- Ты мне веришь?
Нежно провел острием ножа под его правой грудью, прочертив аккуратную тонкую линию.
- Не дергайся, Кен.
Голос его был абсолютно спокоен.
- Иначе можешь глубоко пораниться. Я же не хочу достать твои кишки. Я достану до них другим путем.
Он рассмеялся своей шутке, многообещающе добавив.
- Потом.
Кен сжал зубы, мучительно пытаясь не орать от страха и боли. Даже запер дыхание, чтобы нож не вошел случайно внутрь. Тем временем острие ножа дошло до середины живота Кена, прочертило линию вниз, затем вернулось на правый бок и вверх. Получилась ровная прямоугольная полоса.
- Видишь! Я же говорил тебе! Я виртуоз!
Фарфарелло, ужасно гордый собой, довольно рассмеялся. Затем приподнялся на коленях, привстав над Кеном.
- Теперь смотри на меня, малыш!
И уверенным взмахом руки он прочертил такую же полоску на своей коже. Острием ножа поддел краешек и начал аккуратно сдирать. Кровь сочилась, струйками стекая вниз, на Кена.
- Боже! Что ты делаешь? - огромные карие глаза с ужасом уставились на Фарфарелло, но ирландец, кажется, совершенно не чувствовал боли.
Он аккуратно положил свою кожу на прикроватную тумбочку, старательно обработал рану йодом. Затем облизал нож.
- Теперь твоя очередь, мой мальчик.
- Нет! Не надо! Кен попытался дернуться, но ремни надежно держали его.
- Тихо, малыш!
Сумасшедший парень шептал что-то ласковое, бережно сдирая кожу с Кена и откровенно наслаждаясь его дикими криками боли. Аккуратно и методично он обработал и его рану йодом, затем прикрепил к обнажившемуся мясу свою кожу и начал зашивать.
- Вот видишь, как все хорошо получилось?
Затем он начал пришивать кожу Кена себе той же обычной швейной иглой.
- Вот мы и обменялись кожей. Теперь ты принадлежишь мне, Кен. А я тебе.
Но Кен уже не слышал его. Он потерял сознание. Он часто терял сознание. Сутки для него перестали делиться на день и ночь. Теперь были другие категории: Фарфарелло приходил и мучил его. Фарфарелло уходил и оставлял его в покое.
Хотя, по какой-то логике, понятной лишь самому сумасшедшему, его мучитель заботился о нем, как мог. Заставлял его есть, жестоко избивая, если Кен отказывался. Перевязывал и обрабатывал раны. Купал и переодевал. Фарфарелло явно не хотел, чтобы его жертва умерла.
Кен очнулся оттого, что что-то мокрое ползало по его лицу. Испуганно дернулся, но, поняв, что это всего лишь Фарфарелло облизывает его, брезгливо корчась, попытался увернуться.
- Ты такой сладкий, Кен, что просто хочется тебя съесть!
Фарфарелло заклацал зубами и весело рассмеялся.
- А что? Это прекрасная мысль!
Он наклонился над Кеном, поцеловал его руку чуть повыше локтя. Начал целовать жарче, втягивая в рот кусочек плоти, обсасывая. Чуть прикусил. Подержал. И сильнее сдавил челюсти, резко отодвигаясь назад.
Кен закричал от неожиданной резкой боли.
Фарфарелло улыбался ему, показывая ровный ряд острых белых зубов. Осторожно раздвинул их и высунул язык, показывая Кену кусочек его мяса.
- Аааа!!!
Дикий крик Кена рассмешил его еще больше. Он начал с удовольствием жевать, ощущая приятный привкус свежей крови, и проглотил.
Кен не верил своим глазам. Это безумный маньяк откусил от него и съел! Этого не может быть! Но кровоточащая рана на руке говорила совсем о другом.
- Ммм! Я так и знал, что ты вкусный! Фарфарелло еще раз наклонился к нему с вполне определенными намерениями.
- Боже! Неужели этот сумасшедший съест меня?
Кен не выдержал и заплакал. Это было выше его сил. Можно было смириться с тем, что он, в конце концов, умрет. Ведь он убийца и морально всегда был готов к смерти. Но чтобы его заживо съел какой-то безумный маньяк?
Фарфарелло застыл, недоуменно наблюдая, как плачет Кен. Лицо его сморщилось, губы исказились, и из плотно зажмуренных глаз вытекали слезы. Он тихо всхлипывал, чуть поскуливая и содрогаясь всем телом.
Ирландец удивленно отстранился, не понимая, что случилось. Что такое с Кеном? Что течет из его глаз? Кровь? Но почему тогда прозрачная?
Он осторожно, словно боясь запачкаться, обмакнул палец. Так же осторожно понюхал. Лизнул. Соленая. Тогда он слизнул слезу уже с лица Кена. Соленая.
Что бы это ни было, не хочу, чтобы это вытекало из Кена.
- Кен, ты чего?
Тихий, недоуменный шепот, но полный искренней заботы и беспокойства. Так неожиданно тепло. Кен не выдержал и разрыдался в голос.
Фарфарелло всполошился, не зная, что предпринять. Он не знал, что это такое случилось с Кеном, его малышом, но он этого явно не хотел. Это ему не нравилось.
Он начал торопливо освобождать Кена от веревок, приподнял его, усаживая в постели, и прижал к себе. Ему смутно вспоминалось, что это, кажется, называется плачем. И он тоже плакал. Когда-то. Давным-давно. Далекое, расплывчатое воспоминание.
Отчего он плакал? Кажется, ему было плохо. Очень больно. Сильно болело в груди, и он плакал. И так хотелось, чтобы кто-то прижал к своей груди. Утешил.
Фарфарелло сильнее прижал к себе голову Кена, поглаживая мокрые, липкие волосы, прижался к ним губами и тихо зашептал:
- Тшшш... Малыш, не плачь...
Кажется, когда-то кто-то так же прижимал к себе его голову. Целовал. И мягкий женский голос шептал нежные слова.
- Тшшш... Малыш, не плачь...
Кен прижался к нему, не совсем ясно понимая, к кому он льнет. Он лишь громко рыдал. И такая горькая обида была в его судорожных всхлипах, что сердце Фарфарелло рвалось на части от сострадания.
Безумный юноша не понимал, что с ним происходит.
- Что это? Не надо! Я сделаю все, что угодно! Только не надо меня мучить! Мне больно!
И Фарфарелло заплакал. Навзрыд. Обиженно.
Двое юношей, крепко обнявшись, сидели на постели и в унисон рыдали. Слезы, обжигая глаза, жгучим потоком лились по их лицам, орошая грудь, но приносили облегчение и какую-то блаженную легкость.
Постепенно всхлипы начали редеть и утихать. И глазам их суждено было встретиться. А губам - слиться в поцелуе. Странно робком и полном признания. Благодарности. Что позволил излиться. Позволил поплакать на его груди. Не осудил. Не засмеял.
Признательность.
Руки Кена обвились вокруг шеи Фарфарелло. Нежно обнимая его одной рукой за талию, а другой поддерживая под спину, ирландец бережно уложил его на постель, не отрываясь от его губ. Постепенно поцелуй становился все жарче, сметая сдержанность и девственный стыд Кена. Былая враждебность окончательно растопилась. Жадные языки сплетались, нетерпеливые руки срывали одежды.
Фарфарелло торопливо вскинул ноги Кена, стремясь поскорее овладеть им. Никогда раньше не было с ним такого. Никогда раньше он не испытывал сексуального влечения. Хотя девственником он не был. Далеко не был. Просто это его не привлекало.
Да и Кен, желая того же самого, руками и ногами обвился вокруг него, как можно теснее прижимая их тела.
Никто из них не ожидал такого поворота.
Фарфарелло покрывал поцелуями лицо и грудь Кена, отчаянно и безумно толкаясь внутри него, стремясь поскорее освободиться и желая, чтобы это прекрасное наслаждение длилось бесконечно.
Обжигающе горячий и твердый член Кена, зажатый между их животами, бешено пульсировал. Фарфарелло чувствовал, как он бьется, живой и полный силы, потирается об его живот. И непонятно, то ли он овладел Кеном, то ли это Кен сейчас иступлено пульсирует внутри него.
Ногти Кена впились в его плечи, оставляя длинные красные полосы. Отчаянный крик наслаждения, смешанного с болью, сорвался с его уст. И Фарфарелло жадно накрыл его губы своим ртом, ловя этот драгоценный крик и чувствуя, как волна оргазма накрывает его самого, отнимая последние силы и опустошая.
Признательность. Благодарность.
Фарфарелло, необычно тихий и молчаливый, свернулся калачиком на постели, отвернувшись от Кена. Внутри него была какая-то странная пустота. Облегчение. Голос, шептавший его безумный монолог, стих. Ему хотелось остаться одному. Совсем одному. Хотелось спать. Просто спать. Тихо и спокойно. Кен мешал своим присутствием.
Он резко повернулся и спихнул юношу на пол.
- Уходи!
- Что?
Огромные карие глаза недоуменно мигнули.
Фарфарелло злобно зарычал.
- Уходи!
Словно опомнившись, Кен встрепенулся.
- Да! Я ухожу! И я надеюсь, что никогда больше не увижу тебя!
Он резко вскочил, кое-как натягивая свою разбросанную одежду. Выбежал на улицу, все еще не веря, что он свободен. Что этот сумасшедший отпустил его. Состояние аффекта, овладевшее им после исповедального плача, неожиданного, безумного секса, затем и злости на уж совсем неожиданно выгнавшего его ирландца, прошло. Вялость и апатия овладели им.
Бледный, осунувшийся и похудевший, он стоял перед цветочным магазином, не решаясь войти. Сколько времени он отсутствовал? Что он теперь скажет друзьям? Но перед его глазами стоял лишь образ Фарфарелло: обнаженный, он возвышался над ним, чтобы доставить ему еще мучений. Страшных, безумных и ... сладких ... нет! Никогда!
Кен затряс головой, пытаясь отогнать наваждение. И тихо, как клятву, прошептал:
- Я ненавижу тебя!
* * *
- Я... ненавижу... тебя-а-а!! - Кен мучительно изогнулся, выплескиваясь на руки Фарфарелло.
Он каждый раз приходил в этот душный номер дешевой гостиницы. Как только Фарфарелло звонил ему. Он клялся себе не ходить на свидания к нему, ругал и себя и его, пытался убежать. Но без толку. Стоило ему услышать в телефонной трубке чуть хриплый голос своего мучителя, он был готов идти за ним хоть на край земли.
Остальные белые убийцы думали, что у него появилась девушка, тактично пытаясь не замечать тихих приходов и уходов коллеги. Только Йоджи иногда подшучивал за завтраком, прося познакомить с ней. Но всех настораживал оставшийся потерянным и пустым взгляд футболиста.
Кен вернулся таким после того, как исчез. И никому не рассказывал, где же он был почти полтора месяца. И что с ним было. Просто в один вечер вошел в магазин и заявил, что он вернулся. Но взгляд остался где-то там. И никто не знал, где.
Он ненавидел этого сумасшедшего ирландца. Ненавидел за то, что он имел такую власть над ним. Над его телом. Он ненавидел эту боль. Это наслаждение. Но всякий раз приходил, чтобы получить свою долю болезненных наслаждений. Чтобы забыться в сильных, уверенных руках Фарфарелло.
Черный убийца самодовольно рассмеялся, слизывая с живота и бедер юноши остатки его еще теплого семени. Он обожал овладевать Кеном. От одной мысли, что этот сладкий малыш принадлежит ему целиком, со всеми потрохами, хотелось иметь его все больше. Это как безумие. Наваждение. Сладкий плен.
- Я знаю, что ты меня ненавидишь. Кен. Малыш, - он приподнялся, вдавливая тяжестью своего тело хрупкого юношу в постель. - И я тебя ненавижу.
Он деловито приподнял ноги юноши, чтобы овладеть им. Безумие. Наваждение. Сладкий плен. Мой Кен!
Но Кен неожиданно изогнулся и ударил его ногой. Не дав ему опомниться, белый убийца навалился на него сверху, прижимая к постели.
- Ай-ай-ай, Фарфи-чан. Кажется, ты забыл свой острый ножик!
Кен победно рассмеялся.
- Какое упущение с твоей стороны!
Взбешенный Фарфарелло попытался его столкнуть, но не так-то легко справиться голыми руками с натренированным убийцей.
- Теперь я избавлюсь от тебя раз и навсегда!
Но, не смотря на свои угрозы, Кен не стал прибегать к силе. Он лишь тихо зашептал:
- Я ненавижу тебя.
Поцеловал его в губы, всем телом прижимаясь к нему.
- Я хочу забыть тебя.
Нежные руки ласкали все тело Фарфарелло, заставляя его мучительно содрогаться.
- Забыть эту боль.
Ни на минуту не оставляя его губы, пока его бывший мучитель не затих, покорно позволяя его рукам блуждать по своему телу, Кен начал медленно спускаться поцелуями вниз.
- Избавиться от наваждения.
Поцеловал крепкие мускулы, сплошь покрытые рубцами и шрамами.
- Забыть это наслаждение.
Шершавая, сухая кожа мягко прогибается под подушечками пальцев.
Кен бережно покатал в пальцах нежные яички, покрытые бархатной кожей. Мягко подул на раздувшуюся, темно-красную головку огромного члена, так часто в последнее время овладевавшего им, имевшего над ним необъяснимо огромную власть, и нежно поцеловал. Открыл рот и взял его внутрь, поглаживая во рту язычком.
Фарфарелло мучительно застонал, сжимая в руках простыни. Он сходил с ума от наслаждения, от мягкости и нежности Кена. Японец мягко раздвинул его ноги, устраиваясь удобнее, и осторожно, стараясь не причинить ему боли, просунул в него один палец. Начал крутить им, стараясь расширить проход и отвлекая нежными ласками своего умелого язычка. Затем, приподнявшись на руках, он осторожно вошел в него целиком.
Затуманенный мозг ирландца не позволял четко фиксировать действия Кена. Боли он не чувствовал. Лишь наслаждение. Такое острое, что воздух обжигает легкие и хочется оторваться от земли, от своего грешного тела и взлететь в небеса. Навстречу счастью. Навстречу Богу. И Бог, такой красивый, идет ему навстречу. В белых развевающихся одеждах, с улыбкой на устах и лицом Кена. И телом Кена. Бог - это Кен. Нежный, любимый, горячий, изливающийся сейчас внутри него.
Фарфарелло закричал и прогнулся под Кеном: оргазм долго сотрясал его тело, пока не ушел, оставив опустошенное и обновленное тело. Юноша сразу же уснул, все еще видя перед собой Своего Бога.
Кен некоторое время смотрел на странно умиротворенное лицо Фарфарелло с мягкой улыбкой, так переменившей суровые черты его жестокого лица. Затем положил голову на широкую грудь, обнял ее руками и тихо прошептал, надеясь, что Фарфарелло его не слышит.
- Ты принадлежишь мне, Фарфи-чан. Помнишь? Мы поменялись кожей. А я принадлежу тебе. И я люблю тебя...
* * *
- Я люблю тебя, - было первой мыслью, что вспомнил Кен, проснувшись наутро. Счастливая улыбка блуждала на его губах, когда он вспомнил, что случилось этой ночью.
Раньше он всегда боялся просыпаться рядом с Фарфарелло, и предпочитал убегать под покровом ночи. Но сегодня, после того, как он держал в своих объятиях могучее тело, послушное каждой его ласке, податливо прогибающееся под ним, и железные руки, крепко прижимающиеся его к себе, боясь отпустить, горячие губы, шепчущие такие странные и прекрасные слова: Мой Бог - Кен.
Кен смущенно рассмеялся, лениво потягиваясь и провел рукой. Но нащупал лишь пустоту измятых и холодных простыней.
Фарфарелло исчез...
* * *
Фарфарелло исчез. Причем совсем. Кен с ума сходил от беспокойства. Он не находил себе места, ища своего безумного партнера. Он понимал, что предает своих друзей, но ничего не мог с собой поделать. Его возлюбленный нигде не появлялся. Ни в гостинице, где они обычно встречались, ни на заданиях. Черные убийцы приезжали втроем и уезжали втроем. Пока однажды машина Шварц не остановилась перед их цветочным магазином, из нее медленно вышел широкоплечий парень с рано поседевшими волосами. И прежде, чем кто-либо сумел что-либо предпринять, Кен молниеносным прыжком оказался рядом с Фарфарелло.
- Где ты был, черт тебя подери? - Он схватил его за грудки, яростно тряся. - Я искал тебя всюду! Я чуть с ума не сошел от беспокойства!
- Уже... сошел... - Кен закрыл глаза, приближая свои губы к его губам. Поцелуй. Сладкий. Нежный. Долгожданный. Наконец руки Фарфарелло обвились вокруг его талии.
- Я тоже люблю тебя, Кен, - прошептал он, оторвавшись от него. - Ты для меня все. Ты - мой Бог. И... Я тебе верю.
Пушик, ты оживший кошмар правоверного натурала (с) Сефирот
Нет выхода.
- Нееет!
Кен оттолкнул Фарфарелло, и катана Айи, не успевшего отдернуть руку, прошла насквозь через грудь. Ошеломленный предводитель Вайсс поспешно выдернул меч, и Сибиряк упал в объятия их врага.
Фарфарелло, медленно опустившись на колени, осторожно положил Кена на землю. Лужа крови, растекаясь по асфальту, становилась все больше. Седой юноша, все так же заторможено двигаясь, обмакнул в ней свои пальцы, и как-то благоговейно лизнул их. Тихо прошептал:
- Твоя кровь.
- Да, - Кен слабо улыбнулся. Прости, я сломал наше прикрытие. Теперь они знают о нас все. И теперь ни мне нет места в команде Вайсс, ни тебе - в Шварц. Мы оба теперь - предатели. Прости , - все это хотел сказать Кен, но из-за стремительно нарастающей слабости не мог выговорить ни слова. Лишь глаза, замутненные болью, мучительно и умоляюще ловили взгляд единственного желтого глаза.
Фарфарелло понимал его и так, без слов. Понимал, что Кен смертельно ранен. Но даже если бы ему удалось выжить, вряд ли им позволили бы жить. Все это безнадежно. У них нет выхода.
Фарфарелло достал свой любимый тонкий стилет, затем наклонился к лицу Кена и поцеловал его в губы. Левая его рука, просунутая под плечи юноши, крепко прижимала его к нему. Правую руку он неторопливо отвел назад и заученным движением плавно всадил нож в живот Кена.
Японец дернулся, но Фарфарелло крепко держал его, не позволяя вырваться, и лишь глубже вонзал нож в агонизирующее тело, переворачивая его и не прерывая поцелуя.
Наконец Кен перестал дергаться и расслабленно затих.
Оми в суеверном ужасе встал поближе к Йоджи. Ему казалось, что этот сумасшедший ирландец высосал душу Кена и заглотил ее.
Фарфарелло оторвался от мертвых, но еще теплых губ любимого, нежным, ласкающим движением погладил его вверх по бедру, затем по животу, неотрывно заглядывая в милое лицо.
- Я знал, что даже мертвый, ты будешь таким же красивым. Я мечтал это увидеть... Я мечтал сам убить тебя, ... чтобы ты умирал на моих руках... Я мечтал увидеть твою смерть... И сегодня моя мечта исполнилась, Кен-чан.
Он погладил его по щеке, откинул шоколадные пряди со лба, продолжая свой монолог:
- Но я так мало целовал тебя... Мой малыш... Так мало ласкал...
Горькое сожаление звучало в его тихом, странно спокойном голосе. Он приподнял руку Кена, снял и отбросил перчатку с когтями и нежно поцеловал кончики окровавленных пальцев. Прижался щекой к ладони, пачкаясь в крови.
- Я люблю тебя, Кен. Ты - мой Бог.
И как-то умиротворенно улыбнувшись, он положил голову на грудь мертвому юноше и затих.
- Это было так романтично! - едко рассмеялся Шульдих, разрывая тишину.
- Да, Фарфарелло, поехали отсюда! - раздраженно бросил Брэд. - Нам пора! Садись в машину!
Но Фарфарелло, как ни странно, не выполнил команды своего предводителя. Брэд отрывисто приказал:
- Шульдих, посади этого сумасшедшего в машину! И поехали! Наги! Шевелись!
Шульдих опасливо покосился на белых убийц, но Вайсс тихо стояли, потрясенные смертью своего товарища. Немец быстро приблизился к лежащим на земле и осторожно тронул Фарфарелло за плечо.
- Поехали, Фарфи! Эй!
Он силой оторвал ирландца от Кена, но тут же отпустил, выругавшись:
- Он мертв!
Бог предал Фарфарелло во второй раз, забрав у него Кена - его единственную любовь. Кен был богом для Фарфарелло. Бог умер, и теперь ему незачем было жить.
Пушик, ты оживший кошмар правоверного натурала (с) Сефирот
9 1/2 недель Фарфарелло и Кена
Долой садизьму! Да здравствует лубова!
(с) Голубой пушистик
Ну всем хороша частная квартира перед гостиничным номером, одно только плохо: готовить приходится самим. Ни Кен, ни тем более Фарфарелло, не отличались особыми кухонными талантами. Кен умудрялся сжечь все, что попадалось ему под руку, включая и то, что туда не попадалось; а Фарфарелло - разрезать своим любимым ножичком. Но голод - не тетка. Вот и приходится воевать с кухонным монстром и готовить по очереди.
Зато кино по вечерам смотреть можно! Сидишь на диване в обнимку, накрывшись пушистым клетчатым пледом, тихо целуешь растрепанные и приятно пахнущие вихры любимого, проводишь по ним губами и рассеянно косишься глазом в экран. Вот вчера вечером они смотрели старую американскую классику: «Девять с половиной недель». Там такая любовь! Малыш даже расстроился, что в конце они расстались. Пришлось успокаивать его в постели, чтобы не депрессировал. Хорошо так успокоил!..
В настоящий момент Фарфарелло стоял на кухне в очаровательном белом передничке с красными сердечками и белыми кружевами, который он самолично купил для Кена, и который его неуклюжий любовник умудрился сжечь всего два раза: одну бретельку - из-за чего передник немножечко свисал, и маленькую дырочку на кармашке.
Одноглазый ирландец готовил отбивные из говядины с картошкой фри, зеленым горошком и прочими причиндалами, одновременно размышляя о достоинствах отдельной квартиры: зато никто не врывается не вовремя в нашу личную жизнь: глупая горничная не может войти в самый ответственный момент и не перепугает застенчивого Кена. Хотя малыш так очаровательно смущается! Пока еще замутненные страстью глаза широко и испуганно распахиваются, нежные розовые щечки и ушки алеют ярче, и, забавно пискнув, Кен начинает судорожно прятаться под одеяло, восхитительно дрыгая своими длинными ножками. Мррр!!!
Фарфарелло так размечтался о прелестях своего любовника, что даже не заметил, как в очередной раз режет себе руку, пока на кухню не ворвался предмет его мечтаний собственной персоной:
- Фарфи! Ты режешь себе руку!!! - испуганный Кен в два прыжка подскочил к нему и вырвал из его рук нож. - Ну что это такое? Ты опять принялся за старое? Зачем ты режешь себе руку?
Что-то заботливо кудахча, Кен принялся бегать по кухне, откуда-то достал йод, бинты (если бы у вас был такой любовник, как Фарфарелло, я думаю, что вы тоже держали бы дома огромную аптеку!) и начал обрабатывать его рану, изредка бросая на Фарфарелло озабоченные взгляды. Такой восхитительный! Нежный. Заботливый. Самый лучший на свете Кен! Ирландец сграбастал маленького японца в объятия и впился губами в его губы.
Кен что-то протестующе замычал, видимо, намекая на недоработанную рану. Но плевать он хотел на этот маленький разрез, когда в его руках находится такое чудо! И никто не посмеет нарушить их затворничество!
- Сейчас я покажу тебе прелести кухонной эротики, - прошептал Фарфарелло, с удовольствием наблюдая, как краснеет Кен. Такой застенчивый! До сих пор!
Он бережно уложил Кена на пол, торопливо стаскивая с него рубашку.
- Эй! Не так быстро! - весь горящий от смущения Кен попытался выползти из-под Фарфарелло, но тот не пустил его.
- У нас будет незабываемая романтическая ночь!
Ласково приговаривая, Фарфарелло связал его руки за спиной. Нежно поцеловал в губки.
- Мой милый мальчик, - хрипло прошептал он, подтаскивая Кена к холодильнику за ногу.
- Ммм, - простонал Кен, стукнувшись головой об ножку стола.
- Мой красивый, мой единственный, мой любимый, - лихорадочно шептал Фарфик всякую нежно-возвышенную чушь, копаясь в холодильнике. К сожалению, ни сливок, ни клубники с медом там не было. Даже варенья не было. Были сосиски, хлеб, кетчуп, горчица, сырое мясо... мясо... хмм... что-то не то... и лед!!!
Перед глазами Фарфарелло ярко встала сцена, когда парень проводил по груди девушки кусочком льда, и она содрогалась от наслаждения. С горящими глазами Фарфик вытащил ведерко и радостно высыпал весь лед на Кена.
Кен почему-то не зашелся в экстазе, а с бешеным криком попытался вскочить на ноги, забыв, что связан, и пребольно плюхнулся на пол. Но романтично настроенного Фарфарелло не могли остановить такие пустяки. Он вытащил из холодильника баночку майонеза и начал покрывать им грудь любимого. Высунул язык, эротично пошевелил им в воздухе и начал облизывать Кена, слизывая с него майонез до тех пор, пока юноша не начал сладко стонать. Помутневшие от страсти карие глаза умоляюще смотрели в единственный янтарный.
- Фарфи, - прошептал он, и от этого шепота по спине Фарфарелло пробежали мурашки сладострастия, окончательно срывая с него крышу. Он нащупал в холодильнике какой-то тюбик и выдавил себе на грудь, позволяя прохладным желтовато-коричневым струйкам, так гармонирующим с его глазом, стечь вниз. Затем вытащил кетчуп и тоже выдавил его. Под его пальцем желтое и красное красиво переплелось, добавляя романтики в их любовные игры. Затем он усадил Кена против себя, и юноша, сладко вздохнув, нежно поцеловал его в напряженный сосок.
- Ммм... Еще, милый, - умоляюще прошептал Фарфарелло. - Оближи меня, Кен. Всего! С ног до головы!
Кен с удовольствием высунул язык и провел им вверх, с живота до груди, слизывая заманчивую смесь, и тут же странно взвыл, падая на бок, и начал кататься по полу. Удивленный ирландец еще затуманенным глазом посмотрел на японца, так странно отреагировавшего на такую интимную ласку.
- Что с тобой?
Кен не отвечал, что-то умоляюще мыча и тряся головой.
Фарфарелло посмотрел на тюбики в своей руке и с трудом прочитал на одной: Горчица острая , на другой: Соус Табакко .
- Аааааа!!!! - испуганный крик Фарфарелло чуть не вышиб окна на кухне. И не придумав ничего лучше, чем мужественно разделить со своим любимым его страдания, он крепко обнял его и впился в горящие губы, заставляя открыть рот.
Молоко - оно, да, конечно же, было бы лучше, но, как ни странно, всего через полчаса поцелуй подействовал на Кена, хоть из его глаз все еще текли прозрачные слезинки. Фарфарелло испуганно обнял тихо воющего Кена, усаживая на пол:
- Ну что, мой милый, что тебе не нравится? - заботливо прошептал он, слизывая драгоценные капельки влаги, обильно стекающие из покрасневших, но таких родных глаз.
- Фарфи-чан, - простонал Кен, - давай обойдемся без горчицы! И без льда тоже! И вообще, я есть хочу!
- Я сам буду кормить тебя! - воодушевлено воскликнул Фарфарелло, вновь погружая голову в холодильник, и вытащил сосиски. Одним уверенным и точным движением он оторвал одну, открыл рот и эротично заглотил ее. Начал посасывать, имитируя кое-что другое. Откусил, не сводя плотоядного взгляда с Кена. Затем поднес сосиску к его губам, и Кен с тихим радостным вскриком впился в нее зубами. Он был так голоден! И ни за что на свете не хотел выпускать изо рта хоть и сырую и холодную, но зато вкусную сосиску.
- Ты так проголодался, мой милый! Надо тебя покормить!
Фарфарелло резво вскочил на ноги, наложил на тарелку бифштекса и жаренной картошки. Красиво разложил рядышком зеленый горошек, нежные листья салата и рис. Прислонил Кена к ножке стола, сам уселся напротив него.
- Начнем с меньшего, - нежно прошептал он, захватывая палочками для еды одну рисинку и аккуратно поднося ее к губам Кена.
Кен покорно вздохнул и заглотил ее.
- Тебе нравится? - обеспокоено спросил Фарфарелло, заботливо заглядывая в лицо любимого.
- Да! Но можно побольше? - и в огромных карих глазах стояла такая мольба, что сердце Фарфарелло дрогнуло. Он никогда не мог отказать этому взгляду! Взял палочками горошинку:
- Эта побольше... Тебе ведь не сложно так есть? - он искренне беспокоился о своем малыше. И не хотел, чтобы он подавился едой.
- Можно еще побольше? - обессилено прошептал Кен. - И что-нибудь посущественнее, чем рис и горох?
- Конечно, милый, для тебя все, что хочешь! - Фарфарелло подхватил картошку и начал пихать ее в рот Кена. Побольше.
- Ммм!!! - опять чем-то недовольный Кен протестующе промычал, затем начал плеваться. - Она же прогоревшая! И пересоленная!
Он был готов расплакаться от разочарования. Но Фарфарелло так нежно обнял его, шепча слова утешения и ласки, так извинялся.
- Прости милый, сейчас я накормлю тебя мясом!
Кен с подозрением смотрел на почерневший до угольков бифштекс. Фарфарелло достал свой любимый нож, лизнул его и начал разрезать мясо, посередине оказавшееся сырым. Темно-красная кровь начала стекать между его пальцев. Фарфарелло с загоревшимся глазом один за другим чувственно облизал свои пальцы, снова обмакнул их в крови и поднес к губам Кена.
Но тот отчего-то сморщился и наотрез отказался облизывать его пальцы. Фарфарелло пришлось размазать кровь по его лицу и начисто вылизать ее. Пошленько облизнув губы, он запустил свои жадные ручки вниз, поглаживая махонький заманчивый бугорок через жесткую ткань джинсов.
- Ммм, шалунишка, я вижу, тебе это нравится, да? - Снова плотоядно облизнувшись, Фарфарелло откусил кусок мяса и поцеловал Кена в губы, кормя любимого рот в рот. До тех пор, пока не скормил ему все мясо. Теперь юный футболист набрался сил и был готов к дальнейшим любовных утехам.
Трепещущий от сжигающей его изнутри страсти, Фарфарелло начал медленно расстегивать его ширинку, высвобождая дрожащее от нетерпения тело Кена, и чувствуя, как его собственные трусы начинают намокать от смазки, обильно выделяемой им самим.
- Я подарю тебе кружевные трусики, - хрипло прошептал Фарфарелло, разрезая белые боксерки Кена. Маленький японец страстно застонал, когда бледные пухлые губы сомкнулись на нем. Фарфарелло обсасывал его со всех сторон, сладко причмокивая, словно собака, обгладывающая кость.
- Фарфи-чан! Фарф! Остановись! Иначе я кончу! - Только умоляюще-хриплый голос Кена мог остановить разошедшегося не на шутку ирландца. Он торопливо стянул с любимого тесные штаны, содрав их вместе с носками и кроссовками. Нетерпеливо перевернул его на живот и прижался лицом к вожделенной плоти, глубоко вдыхая его запах.
- Я люблю тебя, Кен, я люблю тебя, - шептал он, иступлено целуя упругие полушария. - Ты такой восхитительный, нежный, маленький, чудесный... Я сейчас!
Фарфарелло вскочил, и холодный воздух на мгновение коснулся горячей и увлажнившейся от его дыхания и слюны кожи.
- Быстрее, пожалуйста, - не успел прошептать Кен, как Фарфарелло бросился на колени за его спиной, и начал возиться, едва ощутимо касаясь его. Он чувствовал, как одноглазый юноша осторожно просовывает в него нечто прохладное.
- Ты так восхитительно выглядишь, - восторженно пробормотал Фарфарелло, поглаживая его по ягодицам.
- Правда? - Кен попытался извернуться, чтобы посмотреть, чем это так любуется его любовник.
И был жутко смущен видом торчащих листьев салата из его задницы.
- Это еще что такое?
- Листья салата, - прошептал Фарфарелло. Нежно-зеленые лепестки были аккуратно расправлены и запихнуты черенками внутрь. - Это выглядит так восхитительно! Словно из тебя выросла и расцвела целая грядка!
Восхищенный поклонник принялся целовать мягкую грядку , рисуя на ней кружочки и лепесточки. Грядка отчего-то пыталась уползти.
- Я не могу вытерпеть! Я хочу тебя прямо сейчас!
Фарфарелло раздвинул ноги Кена в стороны, пристроил свой член между зелеными листьями и сильно нажал. Кен тут же задохнулся от боли.
- Больно! Фарф, подожди! - Он безуспешно попытался выскользнуть, но ирландец крепко держал его. Твердые, пульсирующие мышцы уже обхватили его член, и быстро приближающийся оргазм закрыл ему глаза и уши. Такой чудесный и тесный Кен! Так крепко сжимает его!
- Фарфарелло, прекрати!! - истеричные крики Кена с трудом долетали до замутненного сознания... - Мне больно!
Фарфарелло с трудом приходил в себя, чувствую растущее внутри глухое раздражение из-за того, что ему не позволяют без оглядки окунуться в пучину страсти. Гнев накапливался, грозя вырваться наружу вулканической лавиной.
- Фарфи, милый, мне больно, - тяжело дыша, с мукой прошептал Кен. Хуже всего на свете слышать в голосе любимого страдальческие нотки. Это же его Кен! Его малыш!!
- Прости, любимый, - Фарфарелло торопливо вышел, словно тело Кена обжигало его. - Прости...
Искупить вину поцелуями. Торопливо развязал руки, массируя покрасневшие запястья и покрывая их поцелуями.
- Прости... - помогая перекатиться на спину. - Прости.
- Я люблю тебя, - серьезно прошептал Кен, обнимая его за шею и заглядывая ему в лицо. - Я готов перетерпеть ради тебя эту боль. - Он обнял любимого за талию ногами, прижимаясь поближе.
Фарфарелло легко скользнул в него.
- Тебе не надо ничего терпеть. Я люблю тебя, и никогда не причиню тебе боли.
Их тела сами подхватили друг друга, в то время как губы беззвучно шептали слова любви. И любовь их была прекрасна, как полная луна, окруженная звездами. Они сами не знали, возможна ли на свете такая любовь, но для них двоих она была...
- Пошли в постельку? - промурлыкал Фарфарелло, поднимая Кена на руки.
- Мхмм, - согласно промычав, маленький японец крепко обнял его за шею, удобно устраиваясь на его руках, и тут же заснул. Он уже не чувствовал, как Фарфарелло бережно уложил его на кровать, заботливо накрыл одеялом и прижал к себе, крепко обнимая. И не слышал тех замечательных слов, которые бормотал Фарфарелло, ласково поглаживая спутавшие и мокрые пряди:
- Мой маленький Кен... Мой любимый малыш... Самый сладкий... Только мой... Мой Бог... Моя жизнь... Моя любовь...
А потом у бедного Кена целый день болел животик... Гадкий, гадкий Фарфарелло!
"Только страйки на дорожках Срединного мира" (с) С. Кинг
Ну, про Книгу ты все знаешь - мой любимый фик по Вайсс, блягодаря ему-то я и Два креста написала. Ну а 9 1/2 недель - просто прелесть. атакя стебная порнушка!!!
Пушик, ты оживший кошмар правоверного натурала (с) Сефирот
Конечно прелестное! Жалко, что я не увидел тебя спящим (мечтательно прикрывает глазки) ... Хотя, может, это и к лучшему, иначе бы я тебя задушил и загрыз от избытка чувств! Спящий Кен - мечта Фарфарелло
Каких авторов? На этом дневнике только мои фики Можно я цветы возьму? Или меня сразу багнаком в мелкие клочья?
Есть какие-либо осколки после урагана? Иногда под одкос лучше, чем пытаться бороться. Если будешь бороться - в конце сам же и виноват окажешься во всех мыслимых и немыслимых грехах!
Представляешь я тоже не видел. мне обешали показать, но все еще не показывают!!! Я не отвечаю за свою реакцию на такой избыток чувств (вроди там шведские стенки ).
будем знать. все тебе! (промолчу про железнае шипи... )
Вроде есть... а вроде нет. Узнаем когда придут. Мне тут отец отказался помочь с багнагом... Он даже не хочет ПОСМОТРЕТЬ что это такое!!!!!
Ага... Хорошо что я нашел куда мне можно будет переселиться в конце июли начала авгута!
Пушик, ты оживший кошмар правоверного натурала (с) Сефирот
Кен-чан, а что за спящую сценку ты имеешь в виду? Из аниме?
А я имею в виду реальную. Как ты спал на Аниметриксе
А при чем тут железные шипы? Ты же не имеешь в виду багнаг, ты - дальний родич Фредди Крюгера?
А почему не хочет? Это же такие милые футбольные перчатки! ... Хотя, вряд ли можно сделать их в реальности такими, чтобы когти убирались и выскальзывали... Во всяком случае, я ума не приложу, как это можно сделать.
А с кем будешь жить? Один, совсем один? Может, откроешь тогда цветочный магазин, но один. Опять же, део прибыльное, привычное Но ОДИН!! Хотя... можно взять к себе в помощники Фарфарелло Он будет полоть горшки с зеленью, уничтожать и изрезать на мелкие кусочки всяких там паразитов и насекомых (от страха больше никто не полезет), также осуществлять охрану и крышу, пугать милиционеров, санитаров и налоговиков, ну и готовить пищу. А Кен будет продавать цветы, получть прибыль и тратить деньги на хоз.нужды, типа новые марки смазочного масла для багнага
Извени что не заходил так долго. У тебя есть мыло и аська? Так моджно переписываться намного быстрей.
Нет, вот именно эту я и имею в виду. Всетаки мне все еще не показали, хотя обешали... А у тебя есть эта фотка?
Ну есть немного от него.
Я вроде догадываюсь, но это только догадки. Это можно зделать, только лезвие будет короткое и это будет муляжь... то что мне и надо (а отец думал что настояший надо... ну я и от настояшего не откажусь).
С Abyssinian (мое счастье). Одному мне не пожить. Уже без моего согласия, мою новую квартиру (когда она будет) переселяются Оми. Моя мечта... Но она не сбыточная. Я не все цветы переношу... а именно запах. Так что в цветочный магазин я не пойду работать.
Но ОДИН!! - это еще почему? Еслибы и открыл бизнес, то двоим там не справиться.
вечный студент, закоренелый ипохондрик, из тех, что говорят сами с собою
Пуууушииик!
Какая няяяка
*каваится*
*снова каваится*
Пушииик, ты прелеееесть
Фик
*посмотнрела на запись и нахмурилась*
Эх, что-то косноязычие напало
Кстати, Пушистик, а можно на сайт?
Он переехал, кстати, на www.myslash.ru и я хотела открыть там раздельчик аниме-фиков
И еще можно на сайт тот твой чудесный про цепи и прочие садисткие радости жизни? Без названия который?
Ну пожаааалуйста! *делает ангельские глазки*
*ага "ангстовый любитель(с)Пуш" делает ангельские глазки бла-бла-бла. Ну не умею я ангельские глазкти делать, но сделаю самы милые на пределе возможностей *
вечный студент, закоренелый ипохондрик, из тех, что говорят сами с собою
Но ты такое вряд ли читаешь
А вот и неправда! У самого скромного Пушика на свете я читаю все! Я даже по призракам читала, хотя так давно смотрела анимешку, что уже ничего не помню)
-
-
05.03.2004 в 08:53- Я тебе верю, - мальчик поцеловал запястье, встал с колен и подошел к старой монахине. - Сестра Тереза, я закончил вечернюю молитву.
- Хорошо, малыш, можешь идти спать, - женщина потрепала по густой челке маленького улыбающегося мальчика, затем поцеловала его в лоб.
- Спокойной ночи, сестра Тереза, - рыженький мальчик ярко улыбнулся и убежал.
Взобравшись в свою кровать, мальчик, прежде чем уютно свернуться калачиком, достал свой маленький серебряный крест с шеи и поцеловал его.
- Боженька, я люблю тебя. Я верю, что все в моей жизни будет хорошо по твоему усмотрению. Я хочу всю свою жизнь прожить рядом с моими родителями и сестрой Терезой. Я их тоже очень люблю. Не знаю даже, кого люблю больше. Тебя или их? Я верю тебе. Все будет хорошо.
Завершив про себя свой монолог, мальчик заснул со счастливой, умиротворенной улыбкой на устах...
Яркое ирландское солнце сверкало на весеннем небе, чирикали воробьи. В самом радужном настроении Фарфарелло возвращался домой. Он снова был в церкви. Он любил там бывать.
Неизменная мягкая прохлада, стойкий, специфический запах свеч и миллионов людских молитв и надежд. Фарфарелло любил стоять на коленях, прижимаясь лбом к алтарю, исподлобья смотреть на распятого Христа и неистово, до самозабвения молиться. Душа его очищалась, поднималась к небесам и, казалось, что навстречу ему идет сам Бог. В белых развевающихся одеждах и с доброй улыбкой. Фарфарелло хотелось умереть и смеяться одновременно от безграничной любви к нему.
И мыслями он все еще был в церкви, когда заметил, что дверь его дома открыта. Еще не чувствуя беды, мальчик с криком:
- Мама! Папа! Я вернулся! - ворвался в дом.
И, словно споткнувшись, замер на пороге. Прямо в прихожей, в огромной луже страшной, ярко-красной крови, лежал его отец. На негнущихся ногах, осторожно, словно боясь запачкаться, Фарфарелло осторожно прошел мимо, внезапно охрипшим голосом шепча:
- Мама, мамочка, где ты?
Он нашел ее на кухне. Всю изрезанную и мертвую. А рядом - крошечное свернувшееся тельце своей сестры. С горестным вскриком мальчик бросился к матери и упал на колени рядом с ней.
- Мама! Мамочка! - он гладил ее мокрые от крови волосы, целовал уже холодные щеки. - Мамочка! Очнись! Посмотри на меня! Мамочка! Как же так? Боже! Как же так?
Внезапно он вскочил на ноги.
- Боже! Как же так случилось? Где же ты был? Как ты мог допустить такое? Я ненавижу тебя!!!
Он выбежал из дома. Он убегал от Бога. От себя. От этой несправедливости. Куда? Вперед! Не останавливаться! Забыть все! Забыть, что случилось в этом маленьком доме. Забыть, что он сам, своими собственными руками, убил своих приемных родителей и сестру. Забыть...
А впереди - жизнь.
И впереди - сумасшествие...
* * *
- Сумасшествие. Интересно, а как люди сходят с ума?
Фарфарелло не знал, когда он начал свой мысленный монолог, но он продолжался всю его жизнь.
- Наверное, для самих себя они остаются нормальными, и со своей точки зрения рассуждают вполне логично, своего рода здравомыслие.
Фарфарелло неприятно усмехнулся, поигрывая тонким ножом.
- Просто перестают находить общий язык с окружающими людьми.
Фарфарелло тогда уехал из Ирландии.
- Взгляды не совпадают.
Но сначала он попрощался с престарелой сестрой Терезой. Жаль, что он не смог найти сестру Руфь.
- Исчезают прежние точки соприкосновения.
А ведь это она его обманула. Его настоящая мать.
- Человек начинает чувствовать себя одиноким, брошенным, никому не нужным.
Она рассказала ему о Боге.
- Одиночество в толпе.
О злом, жестоком Боге.
- Это так странно.
И она заслуживала смерть.
- Когда ты стоишь посреди улицы, вокруг тебя ходят люди, о чем-то разговаривают, а ты стоишь в абсолютной пустоте.
Фарфарелло тогда просто убил сестру Терезу, вытащив на свет божий все ее внутренности.
- Глупенький я тогда был.
Он хотел знать, что было внутри этой лживой монахини.
Увидев лишь истекающие кровью и другой гадостью внутренности, мальчик решил, что все сокровенное находится в ее голове. Но он не смог открыть ее черепную коробку, поэтому сначала отрубил голову старой женщины, и попытался выковырять ее мозги через глазницы.
- Теперь-то я знаю, как открыть черепную коробку людей. Это же так просто. Слегка нажать ножичком, и "треньк" - с легким щелчком шкатулка открывается!
Фарфарелло снова рассмеялся.
Наги, услышавший этот его смех за стеной, задрожал и бросился на поиски Брэда, или хотя бы Шульдиха. Мальчик боялся, когда этот сумасшедший ирландец так смеялся. Это означало, что на него снова напал приступ бешенства.
- И что теперь? Я стал убийцей. Я зарабатываю этим. Мне это нравится. Я люблю мучить людей. Мне нравится смотреть, как они корчатся у моих ног, такие жалкие и бессильные. Наверное, Бог тоже так смотрит на наши страдания. Ему нравится на это смотреть. Самый великий садист - это наш любимый Боженька!
Фарфарелло снова рассмеялся и кинул нож в дверь, метко попав в муху, которая случайно туда приземлилась.
- И что дальше, я тебя спрашиваю!
Он закричал, раскинув руки и подняв голову вверх, обращаясь к Богу.
- Искать дальше? С одного пустого места на другое в тщетной попытке найти частичку тепла? И в глубине души отчаянно понимать, что этого не произойдет никогда?
Юноша вряд ли замечал, что вся команда Шварц Кройц уже едет в машине на очередное задание. Он был погружен в свой мир, ни на минуту не прерывая своих раздумий.
- И в тот темный час, когда этот страх поднимется с глубины твоей души.
Выскочил из машины.
- И затопит твой разум в своей вязкой пучине.
Набросился на первую жертву, со счастливым вдохом вставляя ему в живот свой нож. Как вставил бы свой член в него.
- С отчаянием принять всю тщетность своих стараний.
Перевернул нож внутри жертвы, с удовольствием фиксируя сладкий чавкающий звук разрываемой плоти.
- И позволить великому своему спасителю-избавителю забрать свой разум.
Он имел этого человека своим ножом, методично трахая. Вставляя и вытаскивая свой нож.
- Смириться с положением, научиться жить с этим.
Ничего не замечая, Фарфарелло схватил человека, бросившегося на защиту уже мертвому, и заломил его руки назад, придавливая к земле.
- И даже находить в этом что-то смешное.
И начал методично и аккуратно избивать, продолжая свой монолог:
- Это же так смешно!
Он рассмеялся и схватил за воротник избитого человека, чуть приподнимая его над землей, приблизил его лицо к себе и зашептал горячо и безумно, заглядывая в широко распахнувшиеся карие глаза:
- Если не сумеешь выстоять, то ты - жалкий трус и самоубийца.
Кен в ужасе смотрел в глаза этому сумасшедшему, который даже не замечал, что в его теле застряли его перчатки с ножами. Черный убийца продолжал шептать:
- Если сумеешь - то ты бесчувственный и бездушный эгоист и циник.
Он провел ножом по щеке юноши.
- Но от этого не менее жалкий.
Алая струйка крови, тут же появившаяся из раны, дико возбудила его. И он, не удержавшись, лизнул ее.
- Сладкий. Кто ты, мальчик?
- Я Кен Хидака! Я белый убийца, несущий возмездие таким, как ты!
- Как я?
Фарфарелло откинул голову и рассмеялся. Весело. Открыто.
- Жалкий! Потерянный! Одинокий! Испуганно сжавшийся в комочек и с ужасом ожидающий своей участи. Трясущийся от страха и замерший. Одиночество.
Голос его стал тише.
- Просто пустое одиночество. Нет ни грусти, ни печали. Не остается даже жалости. Ни к себе, ни тем более к другим...
Фарфарелло снова приблизил к себе лицо Кена, смутно замечая лишь его окровавленные губы.
- Пустота...
Он провел пальцем по мягким губам.
- Нет чувств.
И нежно поцеловал. Затем резко оттолкнул ошеломленного юношу и под смех Шульдиха взобрался в машину. Шварц уехали, выполнив свое задание. На улице остались стоять лишь Вайсс: невозмутимо-холодный, как всегда, Айя и ошеломленный Оми. И лишь Йоджи, неуверенно рассмеявшись, прервал мучительную тишину:
- Кажется, он влюбился...
* * *
- Кажется, он влюбился! - Шульдих рассмеялся, толкнув Брэда локтем.
Черные убийцы сидели за столом и завтракали. Немец заливался хохотом, ужасно смущая Наги, постоянно обнимая и тиская его.
- О, мой маленький Кен-кен! Ты самый сладкий мальчик на свете!
Фарфарелло сидел с отсутствующим видом, не замечая кривляний немца. Он был занят все тем же своим внутренним монологом, который не прерывался в его голове ни на миг.
- И далекое, смутное воспоминание, что все когда-то было не так.
Ирландец встал из-за стола и вышел, не расслышав вопроса Брэда, куда это он направляется.
- Было мучительно больно, но так прекрасно. Ибо это было живо.
Он шел навстречу жизни. Он помнил, как пульсировала эта жизнь в его руках, под его губами. Мягкие, податливые губы. Огромные, испуганные карие глаза.
- Сожаление? Хммм... уже не помню, что это.
Фарфарелло стоял за поворотом дома, напротив цветочного магазина - прикрытия белых убийц.
- Хочу возврата. Хочу вернуться туда. Назад. Хочу свою боль обратно.
Фарфарелло не заметил, как уже наступил вечер, и тот, кого он так терпеливо выжидал, наконец-то появился на улице. Пошел в другую сторону. Ирландец быстрыми шагами последовал за ним. Едва юноша повернул за угол, он догнал его и стукнул по голове:
- Мазохизм? Тогда пусть будет больно другому.
Кен даже не успел понять, что с ним случилось. Просто очнулся в незнакомой комнате, привязанный к кровати. Маленькое окно было плотно зашторено. Голая лампочка под потолком, большой шкаф, и ... черт! Сумасшедший черный убийца, что-то бормочущий себе под нос.
Кен вскинулся, и хриплым голосом потребовал:
- Что тебе нужно от меня?
- Так же больно, как было больно мне.
- Что ты несешь? Отпусти меня!
- Кен... Маленький Кен... Что в твоей голове? Чего боишься ты?
Фарфарелло приставил нож к груди юноши и слегка нажал.
- Садизм?
Свежая кровь тут же просочилась сквозь ткань футболки.
- Пустое слово. Пусто слово. Пустословие. Вначале было слово. Какое?
Фарфарелло хотелось искромсать этого человечка на маленькие кусочки. Но он лишь чертил ножом по его груди какие-то извилистые фигурки.
- Маразм. Вот какое слово было первым! Бог - маразматический старикашка!
Фарфарелло жутко расхихикался.
- Это смешно. Цинизм? Это уже было. Повторяешься!
Хихиканье, безумное, и от этого еще более страшное. Кен испуганно сжался. Не от боли. Боль переносить он умел.
- Хихиканье. Злорадное. Бог злорадно хихикал, глядя, как мы тут копошимся.
Фарфарелло со злобой воткнул нож в бедро Кена, заставив его вскрикнуть. Но увлеченный своим монологом, он не замечал, кого режет.
- Без логики и без смысла.
Нож, плавно скользнув, перешел на его собственную ногу.
- Без ума. Безумие.
Фарфарелло продолжал заворожено наблюдать за струйками крови, весело стекающими вниз.
- Сумасшествие.
Он обмакнул палец в своей крови и лизнул.
- Может, мы изначально были сумасшедшими?
Безумный взгляд одного желтого глаза уперся в лицо Кена.
- Родились такими?
Наклонив голову, он словно пытался прочитать ответ на его лице.
- Мы все сумасшедшие.
Наклонившись, он зашептал в самое ухо, словно доверял ему какую-то важную тайну.
- И белые, и черные. Без разницы.
Провел острием ножа по плечу Кена.
- Только все пытаются спрятать свое безумие.
Он начал макать свои пальцы в проступающей крови, с силой надавливая на порезы на плечах Кена и заставляя кровь течь интенсивнее.
- Спрятать под разными масками. Брэд прячется под маской крутого бесчувственного начальника, холодного и делового.
Фарфарелло, словно вымещая свою злобу на Брэда, сильно стукнул Кена по лицу.
- Шульдих - циника и пофигиста. Наги спрятался за маской ненависти и мести.
Вымещая свою злобу на своих товарищей, которые не обращали на него внимания и боялись его, он начал избивать Кена.
- Только он сам уже не помнит и не понимает, за что мстит. Так же ведь и в твоей группе, малыш?
Он схватил Кена за грудки, приподнимая над постелью. Веревки, связывавшие Кена, до крови впились в его руки, но он не замечал их за общей болью и страхом перед этим сумасшедшим убийцей.
- Лишь я не прячусь ни за какой маской.
Фарфарелло вглядывался в широко распахнувшиеся глаза, в которых плескался ужас.
- Я признаю, что я безумен, и не считаю нужным это скрывать.
Он отвел мокрую челку назад, погладил по вспотевшему лбу.
- Знаешь, как легко принять собственное безумие, Кен?
Провел подушечками пальцев вниз, поглаживая скулу.
- Не надо ни от кого прятаться.
По прокушенным до крови алым губам.
- Не надо пытаться оправдать своих действий.
Размазал кровь, словно крася его губы.
- За какой же маской прячешься ты, Кен?
Он наклонился к Кену, видя перед собой лишь испуганно приоткрывшиеся и ярко блестевшие от свежей крови губы.
- Мне очень хочется это узнать.
Мягкие. Опухшие. Теплое дыхание рвется между маленькими кусочками мяса, покрытыми нежной кожей.
- Молчишь?
Наверное, эти губы очень податливые. Так хочется их поцеловать. Фарфарелло тряхнул головой, отгоняя наваждение.
- Думаешь, молчанием можно отделаться от меня?
Он злобно тряхнул Кена, злясь на свое столь неуместное желание.
- Я ведь могу и сорвать эту маску с твоего лица!
Никогда прежде ему не хотелось поцеловать кого-либо.
- Содрать вместе с кожей.
Он позволял иногда своим жертвам понадеяться на жизнь и ублажить себя.
- Но, тогда это милое личико превратится в непривлекательную груду красного мяса.
Не делая разницы между мужчинами и женщинами. Но никогда не испытывал желания сам.
- А мне пока этого не хочется.
Но Кена ему хотелось поцеловать. Причем нежно.
- Мне хочется тебя поцеловать.
И не только целовать. Сделать его своим. Обладать им.
- Ты будешь моим, малыш...
* * *
- Ты будешь моим, малыш. Наступил этот великий день, которого мы с тобой так ждали, и сегодня я сделаю тебя своим!
Безумно горящий одинокий желтый глаз не на шутку пугал Кена. И этот рот, говорящий ужасные вещи. Мертвенно бледные и пухлые губы. Их сочетание было особенно кошмарно.
- Ты будешь принадлежать мне, а я - тебе.
Фарфарелло с ногами взобрался на кровать, продолжая играть ножом, с которым не расставался.
- Уверяю тебя, это будет совсем не больно! Тебе понравится! одним движением он распорол футболку Кена, обнажив плоскую юношескую грудь, чуть касаясь, провел по ней подушечками пальцев.
Кен невольно сглотнул:
- Чего ты хочешь от меня?
- У тебя такая нежная, гладкая кожа, Кен. И эти синяки лишь красят тебя, малыш.
Ирландец лизнул правый сосок.
- Придают особую привлекательность.
Провел ладонями по ребрам.
- Чудесная, нежная кожа! Она будет принадлежать мне!
Он пристегнул Кена ремнями к кровати, закрепляя его в неподвижном состоянии.
- Поверь мне, малыш, это нужно для тебя же самого. Я же не сделаю тебе ничего плохого!
Фарфарелло оседлал Кена, прижав его бедра своими ногами.
- Ты мне веришь?
Нежно провел острием ножа под его правой грудью, прочертив аккуратную тонкую линию.
- Не дергайся, Кен.
Голос его был абсолютно спокоен.
- Иначе можешь глубоко пораниться. Я же не хочу достать твои кишки. Я достану до них другим путем.
Он рассмеялся своей шутке, многообещающе добавив.
- Потом.
Кен сжал зубы, мучительно пытаясь не орать от страха и боли. Даже запер дыхание, чтобы нож не вошел случайно внутрь. Тем временем острие ножа дошло до середины живота Кена, прочертило линию вниз, затем вернулось на правый бок и вверх. Получилась ровная прямоугольная полоса.
- Видишь! Я же говорил тебе! Я виртуоз!
Фарфарелло, ужасно гордый собой, довольно рассмеялся. Затем приподнялся на коленях, привстав над Кеном.
- Теперь смотри на меня, малыш!
И уверенным взмахом руки он прочертил такую же полоску на своей коже. Острием ножа поддел краешек и начал аккуратно сдирать. Кровь сочилась, струйками стекая вниз, на Кена.
- Боже! Что ты делаешь? - огромные карие глаза с ужасом уставились на Фарфарелло, но ирландец, кажется, совершенно не чувствовал боли.
Он аккуратно положил свою кожу на прикроватную тумбочку, старательно обработал рану йодом. Затем облизал нож.
- Теперь твоя очередь, мой мальчик.
- Нет! Не надо! Кен попытался дернуться, но ремни надежно держали его.
- Тихо, малыш!
Сумасшедший парень шептал что-то ласковое, бережно сдирая кожу с Кена и откровенно наслаждаясь его дикими криками боли. Аккуратно и методично он обработал и его рану йодом, затем прикрепил к обнажившемуся мясу свою кожу и начал зашивать.
- Вот видишь, как все хорошо получилось?
Затем он начал пришивать кожу Кена себе той же обычной швейной иглой.
- Вот мы и обменялись кожей. Теперь ты принадлежишь мне, Кен. А я тебе.
Но Кен уже не слышал его. Он потерял сознание. Он часто терял сознание. Сутки для него перестали делиться на день и ночь. Теперь были другие категории: Фарфарелло приходил и мучил его. Фарфарелло уходил и оставлял его в покое.
Хотя, по какой-то логике, понятной лишь самому сумасшедшему, его мучитель заботился о нем, как мог. Заставлял его есть, жестоко избивая, если Кен отказывался. Перевязывал и обрабатывал раны. Купал и переодевал. Фарфарелло явно не хотел, чтобы его жертва умерла.
Кен очнулся оттого, что что-то мокрое ползало по его лицу. Испуганно дернулся, но, поняв, что это всего лишь Фарфарелло облизывает его, брезгливо корчась, попытался увернуться.
- Ты такой сладкий, Кен, что просто хочется тебя съесть!
Фарфарелло заклацал зубами и весело рассмеялся.
- А что? Это прекрасная мысль!
Он наклонился над Кеном, поцеловал его руку чуть повыше локтя. Начал целовать жарче, втягивая в рот кусочек плоти, обсасывая. Чуть прикусил. Подержал. И сильнее сдавил челюсти, резко отодвигаясь назад.
Кен закричал от неожиданной резкой боли.
Фарфарелло улыбался ему, показывая ровный ряд острых белых зубов. Осторожно раздвинул их и высунул язык, показывая Кену кусочек его мяса.
- Аааа!!!
Дикий крик Кена рассмешил его еще больше. Он начал с удовольствием жевать, ощущая приятный привкус свежей крови, и проглотил.
Кен не верил своим глазам. Это безумный маньяк откусил от него и съел! Этого не может быть! Но кровоточащая рана на руке говорила совсем о другом.
- Ммм! Я так и знал, что ты вкусный! Фарфарелло еще раз наклонился к нему с вполне определенными намерениями.
- Боже! Неужели этот сумасшедший съест меня?
Кен не выдержал и заплакал. Это было выше его сил. Можно было смириться с тем, что он, в конце концов, умрет. Ведь он убийца и морально всегда был готов к смерти. Но чтобы его заживо съел какой-то безумный маньяк?
Фарфарелло застыл, недоуменно наблюдая, как плачет Кен. Лицо его сморщилось, губы исказились, и из плотно зажмуренных глаз вытекали слезы. Он тихо всхлипывал, чуть поскуливая и содрогаясь всем телом.
Ирландец удивленно отстранился, не понимая, что случилось. Что такое с Кеном? Что течет из его глаз? Кровь? Но почему тогда прозрачная?
Он осторожно, словно боясь запачкаться, обмакнул палец. Так же осторожно понюхал. Лизнул. Соленая. Тогда он слизнул слезу уже с лица Кена. Соленая.
Что бы это ни было, не хочу, чтобы это вытекало из Кена.
- Кен, ты чего?
Тихий, недоуменный шепот, но полный искренней заботы и беспокойства. Так неожиданно тепло. Кен не выдержал и разрыдался в голос.
Фарфарелло всполошился, не зная, что предпринять. Он не знал, что это такое случилось с Кеном, его малышом, но он этого явно не хотел. Это ему не нравилось.
Он начал торопливо освобождать Кена от веревок, приподнял его, усаживая в постели, и прижал к себе. Ему смутно вспоминалось, что это, кажется, называется плачем. И он тоже плакал. Когда-то. Давным-давно. Далекое, расплывчатое воспоминание.
Отчего он плакал? Кажется, ему было плохо. Очень больно. Сильно болело в груди, и он плакал. И так хотелось, чтобы кто-то прижал к своей груди. Утешил.
Фарфарелло сильнее прижал к себе голову Кена, поглаживая мокрые, липкие волосы, прижался к ним губами и тихо зашептал:
- Тшшш... Малыш, не плачь...
Кажется, когда-то кто-то так же прижимал к себе его голову. Целовал. И мягкий женский голос шептал нежные слова.
- Тшшш... Малыш, не плачь...
Кен прижался к нему, не совсем ясно понимая, к кому он льнет. Он лишь громко рыдал. И такая горькая обида была в его судорожных всхлипах, что сердце Фарфарелло рвалось на части от сострадания.
Безумный юноша не понимал, что с ним происходит.
- Что это? Не надо! Я сделаю все, что угодно! Только не надо меня мучить! Мне больно!
И Фарфарелло заплакал. Навзрыд. Обиженно.
Двое юношей, крепко обнявшись, сидели на постели и в унисон рыдали. Слезы, обжигая глаза, жгучим потоком лились по их лицам, орошая грудь, но приносили облегчение и какую-то блаженную легкость.
Постепенно всхлипы начали редеть и утихать. И глазам их суждено было встретиться. А губам - слиться в поцелуе. Странно робком и полном признания. Благодарности. Что позволил излиться. Позволил поплакать на его груди. Не осудил. Не засмеял.
Признательность.
Руки Кена обвились вокруг шеи Фарфарелло. Нежно обнимая его одной рукой за талию, а другой поддерживая под спину, ирландец бережно уложил его на постель, не отрываясь от его губ. Постепенно поцелуй становился все жарче, сметая сдержанность и девственный стыд Кена. Былая враждебность окончательно растопилась. Жадные языки сплетались, нетерпеливые руки срывали одежды.
Фарфарелло торопливо вскинул ноги Кена, стремясь поскорее овладеть им. Никогда раньше не было с ним такого. Никогда раньше он не испытывал сексуального влечения. Хотя девственником он не был. Далеко не был. Просто это его не привлекало.
Да и Кен, желая того же самого, руками и ногами обвился вокруг него, как можно теснее прижимая их тела.
Никто из них не ожидал такого поворота.
Фарфарелло покрывал поцелуями лицо и грудь Кена, отчаянно и безумно толкаясь внутри него, стремясь поскорее освободиться и желая, чтобы это прекрасное наслаждение длилось бесконечно.
Обжигающе горячий и твердый член Кена, зажатый между их животами, бешено пульсировал. Фарфарелло чувствовал, как он бьется, живой и полный силы, потирается об его живот. И непонятно, то ли он овладел Кеном, то ли это Кен сейчас иступлено пульсирует внутри него.
Ногти Кена впились в его плечи, оставляя длинные красные полосы. Отчаянный крик наслаждения, смешанного с болью, сорвался с его уст. И Фарфарелло жадно накрыл его губы своим ртом, ловя этот драгоценный крик и чувствуя, как волна оргазма накрывает его самого, отнимая последние силы и опустошая.
Признательность. Благодарность.
Фарфарелло, необычно тихий и молчаливый, свернулся калачиком на постели, отвернувшись от Кена. Внутри него была какая-то странная пустота. Облегчение. Голос, шептавший его безумный монолог, стих. Ему хотелось остаться одному. Совсем одному. Хотелось спать. Просто спать. Тихо и спокойно. Кен мешал своим присутствием.
Он резко повернулся и спихнул юношу на пол.
- Уходи!
- Что?
Огромные карие глаза недоуменно мигнули.
Фарфарелло злобно зарычал.
- Уходи!
Словно опомнившись, Кен встрепенулся.
- Да! Я ухожу! И я надеюсь, что никогда больше не увижу тебя!
Он резко вскочил, кое-как натягивая свою разбросанную одежду. Выбежал на улицу, все еще не веря, что он свободен. Что этот сумасшедший отпустил его. Состояние аффекта, овладевшее им после исповедального плача, неожиданного, безумного секса, затем и злости на уж совсем неожиданно выгнавшего его ирландца, прошло. Вялость и апатия овладели им.
Бледный, осунувшийся и похудевший, он стоял перед цветочным магазином, не решаясь войти. Сколько времени он отсутствовал? Что он теперь скажет друзьям? Но перед его глазами стоял лишь образ Фарфарелло: обнаженный, он возвышался над ним, чтобы доставить ему еще мучений. Страшных, безумных и ... сладких ... нет! Никогда!
Кен затряс головой, пытаясь отогнать наваждение. И тихо, как клятву, прошептал:
- Я ненавижу тебя!
* * *
- Я... ненавижу... тебя-а-а!! - Кен мучительно изогнулся, выплескиваясь на руки Фарфарелло.
Он каждый раз приходил в этот душный номер дешевой гостиницы. Как только Фарфарелло звонил ему. Он клялся себе не ходить на свидания к нему, ругал и себя и его, пытался убежать. Но без толку. Стоило ему услышать в телефонной трубке чуть хриплый голос своего мучителя, он был готов идти за ним хоть на край земли.
Остальные белые убийцы думали, что у него появилась девушка, тактично пытаясь не замечать тихих приходов и уходов коллеги. Только Йоджи иногда подшучивал за завтраком, прося познакомить с ней. Но всех настораживал оставшийся потерянным и пустым взгляд футболиста.
Кен вернулся таким после того, как исчез. И никому не рассказывал, где же он был почти полтора месяца. И что с ним было. Просто в один вечер вошел в магазин и заявил, что он вернулся. Но взгляд остался где-то там. И никто не знал, где.
Он ненавидел этого сумасшедшего ирландца. Ненавидел за то, что он имел такую власть над ним. Над его телом. Он ненавидел эту боль. Это наслаждение. Но всякий раз приходил, чтобы получить свою долю болезненных наслаждений. Чтобы забыться в сильных, уверенных руках Фарфарелло.
Черный убийца самодовольно рассмеялся, слизывая с живота и бедер юноши остатки его еще теплого семени. Он обожал овладевать Кеном. От одной мысли, что этот сладкий малыш принадлежит ему целиком, со всеми потрохами, хотелось иметь его все больше. Это как безумие. Наваждение. Сладкий плен.
- Я знаю, что ты меня ненавидишь. Кен. Малыш, - он приподнялся, вдавливая тяжестью своего тело хрупкого юношу в постель. - И я тебя ненавижу.
Он деловито приподнял ноги юноши, чтобы овладеть им. Безумие. Наваждение. Сладкий плен. Мой Кен!
Но Кен неожиданно изогнулся и ударил его ногой. Не дав ему опомниться, белый убийца навалился на него сверху, прижимая к постели.
- Ай-ай-ай, Фарфи-чан. Кажется, ты забыл свой острый ножик!
Кен победно рассмеялся.
- Какое упущение с твоей стороны!
Взбешенный Фарфарелло попытался его столкнуть, но не так-то легко справиться голыми руками с натренированным убийцей.
- Теперь я избавлюсь от тебя раз и навсегда!
Но, не смотря на свои угрозы, Кен не стал прибегать к силе. Он лишь тихо зашептал:
- Я ненавижу тебя.
Поцеловал его в губы, всем телом прижимаясь к нему.
- Я хочу забыть тебя.
Нежные руки ласкали все тело Фарфарелло, заставляя его мучительно содрогаться.
- Забыть эту боль.
Ни на минуту не оставляя его губы, пока его бывший мучитель не затих, покорно позволяя его рукам блуждать по своему телу, Кен начал медленно спускаться поцелуями вниз.
- Избавиться от наваждения.
Поцеловал крепкие мускулы, сплошь покрытые рубцами и шрамами.
- Забыть это наслаждение.
Шершавая, сухая кожа мягко прогибается под подушечками пальцев.
- Избавиться от тебя.
Мокрые дорожки слюны медленно высыхают, холодя разгоряченное тело.
- И я знаю, как это сделать.
Фарфарелло хрипел и извивался в его руках.
- Ниже, еще ниже. О, Кен! Мой сладкий мальчик! Да! Так! Еще!
Кен бережно покатал в пальцах нежные яички, покрытые бархатной кожей. Мягко подул на раздувшуюся, темно-красную головку огромного члена, так часто в последнее время овладевавшего им, имевшего над ним необъяснимо огромную власть, и нежно поцеловал. Открыл рот и взял его внутрь, поглаживая во рту язычком.
Фарфарелло мучительно застонал, сжимая в руках простыни. Он сходил с ума от наслаждения, от мягкости и нежности Кена. Японец мягко раздвинул его ноги, устраиваясь удобнее, и осторожно, стараясь не причинить ему боли, просунул в него один палец. Начал крутить им, стараясь расширить проход и отвлекая нежными ласками своего умелого язычка. Затем, приподнявшись на руках, он осторожно вошел в него целиком.
Затуманенный мозг ирландца не позволял четко фиксировать действия Кена. Боли он не чувствовал. Лишь наслаждение. Такое острое, что воздух обжигает легкие и хочется оторваться от земли, от своего грешного тела и взлететь в небеса. Навстречу счастью. Навстречу Богу. И Бог, такой красивый, идет ему навстречу. В белых развевающихся одеждах, с улыбкой на устах и лицом Кена. И телом Кена. Бог - это Кен. Нежный, любимый, горячий, изливающийся сейчас внутри него.
Фарфарелло закричал и прогнулся под Кеном: оргазм долго сотрясал его тело, пока не ушел, оставив опустошенное и обновленное тело. Юноша сразу же уснул, все еще видя перед собой Своего Бога.
Кен некоторое время смотрел на странно умиротворенное лицо Фарфарелло с мягкой улыбкой, так переменившей суровые черты его жестокого лица. Затем положил голову на широкую грудь, обнял ее руками и тихо прошептал, надеясь, что Фарфарелло его не слышит.
- Ты принадлежишь мне, Фарфи-чан. Помнишь? Мы поменялись кожей. А я принадлежу тебе. И я люблю тебя...
* * *
- Я люблю тебя, - было первой мыслью, что вспомнил Кен, проснувшись наутро. Счастливая улыбка блуждала на его губах, когда он вспомнил, что случилось этой ночью.
Раньше он всегда боялся просыпаться рядом с Фарфарелло, и предпочитал убегать под покровом ночи. Но сегодня, после того, как он держал в своих объятиях могучее тело, послушное каждой его ласке, податливо прогибающееся под ним, и железные руки, крепко прижимающиеся его к себе, боясь отпустить, горячие губы, шепчущие такие странные и прекрасные слова: Мой Бог - Кен.
Кен смущенно рассмеялся, лениво потягиваясь и провел рукой. Но нащупал лишь пустоту измятых и холодных простыней.
Фарфарелло исчез...
* * *
Фарфарелло исчез. Причем совсем. Кен с ума сходил от беспокойства. Он не находил себе места, ища своего безумного партнера. Он понимал, что предает своих друзей, но ничего не мог с собой поделать. Его возлюбленный нигде не появлялся. Ни в гостинице, где они обычно встречались, ни на заданиях. Черные убийцы приезжали втроем и уезжали втроем. Пока однажды машина Шварц не остановилась перед их цветочным магазином, из нее медленно вышел широкоплечий парень с рано поседевшими волосами. И прежде, чем кто-либо сумел что-либо предпринять, Кен молниеносным прыжком оказался рядом с Фарфарелло.
- Где ты был, черт тебя подери? - Он схватил его за грудки, яростно тряся. - Я искал тебя всюду! Я чуть с ума не сошел от беспокойства!
- Чуть? - ирландец насмешливо скривил тонкие губы. Одна рыжая бровь весело изогнулась.
- Уже... сошел... - Кен закрыл глаза, приближая свои губы к его губам. Поцелуй. Сладкий. Нежный. Долгожданный. Наконец руки Фарфарелло обвились вокруг его талии.
- Я тоже люблю тебя, Кен, - прошептал он, оторвавшись от него. - Ты для меня все. Ты - мой Бог. И... Я тебе верю.
-
-
05.03.2004 в 08:54- Нееет!
Кен оттолкнул Фарфарелло, и катана Айи, не успевшего отдернуть руку, прошла насквозь через грудь. Ошеломленный предводитель Вайсс поспешно выдернул меч, и Сибиряк упал в объятия их врага.
Фарфарелло, медленно опустившись на колени, осторожно положил Кена на землю. Лужа крови, растекаясь по асфальту, становилась все больше. Седой юноша, все так же заторможено двигаясь, обмакнул в ней свои пальцы, и как-то благоговейно лизнул их. Тихо прошептал:
- Твоя кровь.
- Да, - Кен слабо улыбнулся. Прости, я сломал наше прикрытие. Теперь они знают о нас все. И теперь ни мне нет места в команде Вайсс, ни тебе - в Шварц. Мы оба теперь - предатели. Прости , - все это хотел сказать Кен, но из-за стремительно нарастающей слабости не мог выговорить ни слова. Лишь глаза, замутненные болью, мучительно и умоляюще ловили взгляд единственного желтого глаза.
Фарфарелло понимал его и так, без слов. Понимал, что Кен смертельно ранен. Но даже если бы ему удалось выжить, вряд ли им позволили бы жить. Все это безнадежно. У них нет выхода.
Фарфарелло достал свой любимый тонкий стилет, затем наклонился к лицу Кена и поцеловал его в губы. Левая его рука, просунутая под плечи юноши, крепко прижимала его к нему. Правую руку он неторопливо отвел назад и заученным движением плавно всадил нож в живот Кена.
Японец дернулся, но Фарфарелло крепко держал его, не позволяя вырваться, и лишь глубже вонзал нож в агонизирующее тело, переворачивая его и не прерывая поцелуя.
Наконец Кен перестал дергаться и расслабленно затих.
Оми в суеверном ужасе встал поближе к Йоджи. Ему казалось, что этот сумасшедший ирландец высосал душу Кена и заглотил ее.
Фарфарелло оторвался от мертвых, но еще теплых губ любимого, нежным, ласкающим движением погладил его вверх по бедру, затем по животу, неотрывно заглядывая в милое лицо.
- Я знал, что даже мертвый, ты будешь таким же красивым. Я мечтал это увидеть... Я мечтал сам убить тебя, ... чтобы ты умирал на моих руках... Я мечтал увидеть твою смерть... И сегодня моя мечта исполнилась, Кен-чан.
Он погладил его по щеке, откинул шоколадные пряди со лба, продолжая свой монолог:
- Но я так мало целовал тебя... Мой малыш... Так мало ласкал...
Горькое сожаление звучало в его тихом, странно спокойном голосе. Он приподнял руку Кена, снял и отбросил перчатку с когтями и нежно поцеловал кончики окровавленных пальцев. Прижался щекой к ладони, пачкаясь в крови.
- Я люблю тебя, Кен. Ты - мой Бог.
И как-то умиротворенно улыбнувшись, он положил голову на грудь мертвому юноше и затих.
- Это было так романтично! - едко рассмеялся Шульдих, разрывая тишину.
- Да, Фарфарелло, поехали отсюда! - раздраженно бросил Брэд. - Нам пора! Садись в машину!
Но Фарфарелло, как ни странно, не выполнил команды своего предводителя. Брэд отрывисто приказал:
- Шульдих, посади этого сумасшедшего в машину! И поехали! Наги! Шевелись!
Шульдих опасливо покосился на белых убийц, но Вайсс тихо стояли, потрясенные смертью своего товарища. Немец быстро приблизился к лежащим на земле и осторожно тронул Фарфарелло за плечо.
- Поехали, Фарфи! Эй!
Он силой оторвал ирландца от Кена, но тут же отпустил, выругавшись:
- Он мертв!
Бог предал Фарфарелло во второй раз, забрав у него Кена - его единственную любовь. Кен был богом для Фарфарелло. Бог умер, и теперь ему незачем было жить.
-
-
05.03.2004 в 08:56Долой садизьму! Да здравствует лубова!
(с) Голубой пушистик
Ну всем хороша частная квартира перед гостиничным номером, одно только плохо: готовить приходится самим. Ни Кен, ни тем более Фарфарелло, не отличались особыми кухонными талантами. Кен умудрялся сжечь все, что попадалось ему под руку, включая и то, что туда не попадалось; а Фарфарелло - разрезать своим любимым ножичком. Но голод - не тетка. Вот и приходится воевать с кухонным монстром и готовить по очереди.
Зато кино по вечерам смотреть можно! Сидишь на диване в обнимку, накрывшись пушистым клетчатым пледом, тихо целуешь растрепанные и приятно пахнущие вихры любимого, проводишь по ним губами и рассеянно косишься глазом в экран. Вот вчера вечером они смотрели старую американскую классику: «Девять с половиной недель». Там такая любовь! Малыш даже расстроился, что в конце они расстались. Пришлось успокаивать его в постели, чтобы не депрессировал. Хорошо так успокоил!..
В настоящий момент Фарфарелло стоял на кухне в очаровательном белом передничке с красными сердечками и белыми кружевами, который он самолично купил для Кена, и который его неуклюжий любовник умудрился сжечь всего два раза: одну бретельку - из-за чего передник немножечко свисал, и маленькую дырочку на кармашке.
Одноглазый ирландец готовил отбивные из говядины с картошкой фри, зеленым горошком и прочими причиндалами, одновременно размышляя о достоинствах отдельной квартиры: зато никто не врывается не вовремя в нашу личную жизнь: глупая горничная не может войти в самый ответственный момент и не перепугает застенчивого Кена. Хотя малыш так очаровательно смущается! Пока еще замутненные страстью глаза широко и испуганно распахиваются, нежные розовые щечки и ушки алеют ярче, и, забавно пискнув, Кен начинает судорожно прятаться под одеяло, восхитительно дрыгая своими длинными ножками. Мррр!!!
Фарфарелло так размечтался о прелестях своего любовника, что даже не заметил, как в очередной раз режет себе руку, пока на кухню не ворвался предмет его мечтаний собственной персоной:
- Фарфи! Ты режешь себе руку!!! - испуганный Кен в два прыжка подскочил к нему и вырвал из его рук нож. - Ну что это такое? Ты опять принялся за старое? Зачем ты режешь себе руку?
Что-то заботливо кудахча, Кен принялся бегать по кухне, откуда-то достал йод, бинты (если бы у вас был такой любовник, как Фарфарелло, я думаю, что вы тоже держали бы дома огромную аптеку!) и начал обрабатывать его рану, изредка бросая на Фарфарелло озабоченные взгляды. Такой восхитительный! Нежный. Заботливый. Самый лучший на свете Кен! Ирландец сграбастал маленького японца в объятия и впился губами в его губы.
Кен что-то протестующе замычал, видимо, намекая на недоработанную рану. Но плевать он хотел на этот маленький разрез, когда в его руках находится такое чудо! И никто не посмеет нарушить их затворничество!
- Сейчас я покажу тебе прелести кухонной эротики, - прошептал Фарфарелло, с удовольствием наблюдая, как краснеет Кен. Такой застенчивый! До сих пор!
Он бережно уложил Кена на пол, торопливо стаскивая с него рубашку.
- Эй! Не так быстро! - весь горящий от смущения Кен попытался выползти из-под Фарфарелло, но тот не пустил его.
- У нас будет незабываемая романтическая ночь!
Ласково приговаривая, Фарфарелло связал его руки за спиной. Нежно поцеловал в губки.
- Мой милый мальчик, - хрипло прошептал он, подтаскивая Кена к холодильнику за ногу.
- Ммм, - простонал Кен, стукнувшись головой об ножку стола.
- Мой красивый, мой единственный, мой любимый, - лихорадочно шептал Фарфик всякую нежно-возвышенную чушь, копаясь в холодильнике. К сожалению, ни сливок, ни клубники с медом там не было. Даже варенья не было. Были сосиски, хлеб, кетчуп, горчица, сырое мясо... мясо... хмм... что-то не то... и лед!!!
Перед глазами Фарфарелло ярко встала сцена, когда парень проводил по груди девушки кусочком льда, и она содрогалась от наслаждения. С горящими глазами Фарфик вытащил ведерко и радостно высыпал весь лед на Кена.
Кен почему-то не зашелся в экстазе, а с бешеным криком попытался вскочить на ноги, забыв, что связан, и пребольно плюхнулся на пол. Но романтично настроенного Фарфарелло не могли остановить такие пустяки. Он вытащил из холодильника баночку майонеза и начал покрывать им грудь любимого. Высунул язык, эротично пошевелил им в воздухе и начал облизывать Кена, слизывая с него майонез до тех пор, пока юноша не начал сладко стонать. Помутневшие от страсти карие глаза умоляюще смотрели в единственный янтарный.
- Фарфи, - прошептал он, и от этого шепота по спине Фарфарелло пробежали мурашки сладострастия, окончательно срывая с него крышу. Он нащупал в холодильнике какой-то тюбик и выдавил себе на грудь, позволяя прохладным желтовато-коричневым струйкам, так гармонирующим с его глазом, стечь вниз. Затем вытащил кетчуп и тоже выдавил его. Под его пальцем желтое и красное красиво переплелось, добавляя романтики в их любовные игры. Затем он усадил Кена против себя, и юноша, сладко вздохнув, нежно поцеловал его в напряженный сосок.
- Ммм... Еще, милый, - умоляюще прошептал Фарфарелло. - Оближи меня, Кен. Всего! С ног до головы!
Кен с удовольствием высунул язык и провел им вверх, с живота до груди, слизывая заманчивую смесь, и тут же странно взвыл, падая на бок, и начал кататься по полу. Удивленный ирландец еще затуманенным глазом посмотрел на японца, так странно отреагировавшего на такую интимную ласку.
- Что с тобой?
Кен не отвечал, что-то умоляюще мыча и тряся головой.
Фарфарелло посмотрел на тюбики в своей руке и с трудом прочитал на одной: Горчица острая , на другой: Соус Табакко .
- Аааааа!!!! - испуганный крик Фарфарелло чуть не вышиб окна на кухне. И не придумав ничего лучше, чем мужественно разделить со своим любимым его страдания, он крепко обнял его и впился в горящие губы, заставляя открыть рот.
Молоко - оно, да, конечно же, было бы лучше, но, как ни странно, всего через полчаса поцелуй подействовал на Кена, хоть из его глаз все еще текли прозрачные слезинки. Фарфарелло испуганно обнял тихо воющего Кена, усаживая на пол:
- Ну что, мой милый, что тебе не нравится? - заботливо прошептал он, слизывая драгоценные капельки влаги, обильно стекающие из покрасневших, но таких родных глаз.
- Фарфи-чан, - простонал Кен, - давай обойдемся без горчицы! И без льда тоже! И вообще, я есть хочу!
- Я сам буду кормить тебя! - воодушевлено воскликнул Фарфарелло, вновь погружая голову в холодильник, и вытащил сосиски. Одним уверенным и точным движением он оторвал одну, открыл рот и эротично заглотил ее. Начал посасывать, имитируя кое-что другое. Откусил, не сводя плотоядного взгляда с Кена. Затем поднес сосиску к его губам, и Кен с тихим радостным вскриком впился в нее зубами. Он был так голоден! И ни за что на свете не хотел выпускать изо рта хоть и сырую и холодную, но зато вкусную сосиску.
- Ты так проголодался, мой милый! Надо тебя покормить!
Фарфарелло резво вскочил на ноги, наложил на тарелку бифштекса и жаренной картошки. Красиво разложил рядышком зеленый горошек, нежные листья салата и рис. Прислонил Кена к ножке стола, сам уселся напротив него.
- Начнем с меньшего, - нежно прошептал он, захватывая палочками для еды одну рисинку и аккуратно поднося ее к губам Кена.
Кен покорно вздохнул и заглотил ее.
- Тебе нравится? - обеспокоено спросил Фарфарелло, заботливо заглядывая в лицо любимого.
- Да! Но можно побольше? - и в огромных карих глазах стояла такая мольба, что сердце Фарфарелло дрогнуло. Он никогда не мог отказать этому взгляду! Взял палочками горошинку:
- Эта побольше... Тебе ведь не сложно так есть? - он искренне беспокоился о своем малыше. И не хотел, чтобы он подавился едой.
- Можно еще побольше? - обессилено прошептал Кен. - И что-нибудь посущественнее, чем рис и горох?
- Конечно, милый, для тебя все, что хочешь! - Фарфарелло подхватил картошку и начал пихать ее в рот Кена. Побольше.
- Ммм!!! - опять чем-то недовольный Кен протестующе промычал, затем начал плеваться. - Она же прогоревшая! И пересоленная!
Он был готов расплакаться от разочарования. Но Фарфарелло так нежно обнял его, шепча слова утешения и ласки, так извинялся.
- Прости милый, сейчас я накормлю тебя мясом!
Кен с подозрением смотрел на почерневший до угольков бифштекс. Фарфарелло достал свой любимый нож, лизнул его и начал разрезать мясо, посередине оказавшееся сырым. Темно-красная кровь начала стекать между его пальцев. Фарфарелло с загоревшимся глазом один за другим чувственно облизал свои пальцы, снова обмакнул их в крови и поднес к губам Кена.
Но тот отчего-то сморщился и наотрез отказался облизывать его пальцы. Фарфарелло пришлось размазать кровь по его лицу и начисто вылизать ее. Пошленько облизнув губы, он запустил свои жадные ручки вниз, поглаживая махонький заманчивый бугорок через жесткую ткань джинсов.
- Ммм, шалунишка, я вижу, тебе это нравится, да? - Снова плотоядно облизнувшись, Фарфарелло откусил кусок мяса и поцеловал Кена в губы, кормя любимого рот в рот. До тех пор, пока не скормил ему все мясо. Теперь юный футболист набрался сил и был готов к дальнейшим любовных утехам.
Трепещущий от сжигающей его изнутри страсти, Фарфарелло начал медленно расстегивать его ширинку, высвобождая дрожащее от нетерпения тело Кена, и чувствуя, как его собственные трусы начинают намокать от смазки, обильно выделяемой им самим.
- Я подарю тебе кружевные трусики, - хрипло прошептал Фарфарелло, разрезая белые боксерки Кена. Маленький японец страстно застонал, когда бледные пухлые губы сомкнулись на нем. Фарфарелло обсасывал его со всех сторон, сладко причмокивая, словно собака, обгладывающая кость.
- Фарфи-чан! Фарф! Остановись! Иначе я кончу! - Только умоляюще-хриплый голос Кена мог остановить разошедшегося не на шутку ирландца. Он торопливо стянул с любимого тесные штаны, содрав их вместе с носками и кроссовками. Нетерпеливо перевернул его на живот и прижался лицом к вожделенной плоти, глубоко вдыхая его запах.
- Я люблю тебя, Кен, я люблю тебя, - шептал он, иступлено целуя упругие полушария. - Ты такой восхитительный, нежный, маленький, чудесный... Я сейчас!
Фарфарелло вскочил, и холодный воздух на мгновение коснулся горячей и увлажнившейся от его дыхания и слюны кожи.
- Быстрее, пожалуйста, - не успел прошептать Кен, как Фарфарелло бросился на колени за его спиной, и начал возиться, едва ощутимо касаясь его. Он чувствовал, как одноглазый юноша осторожно просовывает в него нечто прохладное.
- Ты так восхитительно выглядишь, - восторженно пробормотал Фарфарелло, поглаживая его по ягодицам.
- Правда? - Кен попытался извернуться, чтобы посмотреть, чем это так любуется его любовник.
И был жутко смущен видом торчащих листьев салата из его задницы.
- Это еще что такое?
- Листья салата, - прошептал Фарфарелло. Нежно-зеленые лепестки были аккуратно расправлены и запихнуты черенками внутрь. - Это выглядит так восхитительно! Словно из тебя выросла и расцвела целая грядка!
Восхищенный поклонник принялся целовать мягкую грядку , рисуя на ней кружочки и лепесточки. Грядка отчего-то пыталась уползти.
- Я не могу вытерпеть! Я хочу тебя прямо сейчас!
Фарфарелло раздвинул ноги Кена в стороны, пристроил свой член между зелеными листьями и сильно нажал. Кен тут же задохнулся от боли.
- Больно! Фарф, подожди! - Он безуспешно попытался выскользнуть, но ирландец крепко держал его. Твердые, пульсирующие мышцы уже обхватили его член, и быстро приближающийся оргазм закрыл ему глаза и уши. Такой чудесный и тесный Кен! Так крепко сжимает его!
- Фарфарелло, прекрати!! - истеричные крики Кена с трудом долетали до замутненного сознания... - Мне больно!
Фарфарелло с трудом приходил в себя, чувствую растущее внутри глухое раздражение из-за того, что ему не позволяют без оглядки окунуться в пучину страсти. Гнев накапливался, грозя вырваться наружу вулканической лавиной.
- Фарфи, милый, мне больно, - тяжело дыша, с мукой прошептал Кен. Хуже всего на свете слышать в голосе любимого страдальческие нотки. Это же его Кен! Его малыш!!
- Прости, любимый, - Фарфарелло торопливо вышел, словно тело Кена обжигало его. - Прости...
Искупить вину поцелуями. Торопливо развязал руки, массируя покрасневшие запястья и покрывая их поцелуями.
- Прости... - помогая перекатиться на спину. - Прости.
- Я люблю тебя, - серьезно прошептал Кен, обнимая его за шею и заглядывая ему в лицо. - Я готов перетерпеть ради тебя эту боль. - Он обнял любимого за талию ногами, прижимаясь поближе.
Фарфарелло легко скользнул в него.
- Тебе не надо ничего терпеть. Я люблю тебя, и никогда не причиню тебе боли.
Их тела сами подхватили друг друга, в то время как губы беззвучно шептали слова любви. И любовь их была прекрасна, как полная луна, окруженная звездами. Они сами не знали, возможна ли на свете такая любовь, но для них двоих она была...
- Пошли в постельку? - промурлыкал Фарфарелло, поднимая Кена на руки.
- Мхмм, - согласно промычав, маленький японец крепко обнял его за шею, удобно устраиваясь на его руках, и тут же заснул. Он уже не чувствовал, как Фарфарелло бережно уложил его на кровать, заботливо накрыл одеялом и прижал к себе, крепко обнимая. И не слышал тех замечательных слов, которые бормотал Фарфарелло, ласково поглаживая спутавшие и мокрые пряди:
- Мой маленький Кен... Мой любимый малыш... Самый сладкий... Только мой... Мой Бог... Моя жизнь... Моя любовь...
А потом у бедного Кена целый день болел животик... Гадкий, гадкий Фарфарелло!
-
-
05.03.2004 в 11:33-
-
11.03.2004 в 09:18блягодаря ему-то я и Два креста написала
И за что тебе огромное спасибо, солнышко!
-
-
18.03.2004 в 17:47Ты наверно меня не помнишь (со времени Аниматрикса много воды утекло). Я так был Кеном Хидакой.
Извени что так позно написал, но у меня были проблемы.
А мне понравилось что тут вылаженно. И Два креста тоже.
Жаль сам ничерта не пишу...
-
-
19.03.2004 в 12:08Конечно, я тебя помню! Как можно забыть такое прелестное чудо? Мне очень приятно, что ты меня не забыл (как я думал, каюсь! Грешен!
Очень рад, что тебе понравились фики, мы старались
Как твои проблемы, решаются? Не падай духом, все будет чики-поки!
-
-
22.03.2004 в 17:47вроде здвинулись с мертвой точки, в сторону ураганна... в другую они бы не сдвиннулись бы
знаю, вот и поэтому пустил все под одкос!
-
-
24.03.2004 в 18:10Каких авторов? На этом дневнике только мои фики
Есть какие-либо осколки после урагана? Иногда под одкос лучше, чем пытаться бороться. Если будешь бороться - в конце сам же и виноват окажешься во всех мыслимых и немыслимых грехах!
-
-
26.03.2004 в 17:09будем знать.
Вроде есть... а вроде нет. Узнаем когда придут. Мне тут отец отказался помочь с багнагом... Он даже не хочет ПОСМОТРЕТЬ что это такое!!!!!
Ага... Хорошо что я нашел куда мне можно будет переселиться в конце июли начала авгута!
-
-
02.04.2004 в 12:11А я имею в виду реальную. Как ты спал на Аниметриксе
А при чем тут железные шипы? Ты же не имеешь в виду багнаг, ты - дальний родич Фредди Крюгера?
А почему не хочет? Это же такие милые футбольные перчатки! ... Хотя, вряд ли можно сделать их в реальности такими, чтобы когти убирались и выскальзывали... Во всяком случае, я ума не приложу, как это можно сделать.
А с кем будешь жить? Один, совсем один? Может, откроешь тогда цветочный магазин, но один. Опять же, део прибыльное, привычное
-
-
16.04.2004 в 20:47Нет, вот именно эту я и имею в виду. Всетаки мне все еще не показали, хотя обешали... А у тебя есть эта фотка?
Ну есть немного от него.
Я вроде догадываюсь, но это только догадки. Это можно зделать, только лезвие будет короткое и это будет муляжь... то что мне и надо (а отец думал что настояший надо... ну я и от настояшего не откажусь).
С Abyssinian (мое счастье). Одному мне не пожить. Уже без моего согласия, мою новую квартиру (когда она будет) переселяются Оми. Моя мечта... Но она не сбыточная. Я не все цветы переношу... а именно запах. Так что в цветочный магазин я не пойду работать.
Но ОДИН!! - это еще почему? Еслибы и открыл бизнес, то двоим там не справиться.
-
-
12.12.2004 в 22:34Какая няяяка
*каваится*
*снова каваится*
Пушииик, ты прелеееесть
Фик
*посмотнрела на запись и нахмурилась*
Эх, что-то косноязычие напало
Кстати, Пушистик, а можно на сайт?
Он переехал, кстати, на www.myslash.ru и я хотела открыть там раздельчик аниме-фиков
И еще можно на сайт тот твой чудесный про цепи и прочие садисткие радости жизни? Без названия который?
Ну пожаааалуйста! *делает ангельские глазки*
*ага "ангстовый любитель(с)Пуш" делает ангельские глазки
-
-
13.12.2004 в 09:58Спасибо
Да бери, тока я не понял, какой фик без названия? Пока без названия только про Деждайта и Нефрита
-
-
13.12.2004 в 21:43В про этот я
http://www.diary.ru/~9493/?comments&postid=3011263
-
-
14.12.2004 в 10:02Я не могу придумать к моследнему, по ТК.
Но ты такое вряд ли читаешь
-
-
17.12.2004 в 17:49А вот и неправда! У самого скромного Пушика на свете я читаю все! Я даже по призракам читала, хотя так давно смотрела анимешку, что уже ничего не помню)
Ссылочку, Пушик, ссылочку
-
-
18.12.2004 в 01:02